Юлия Кузнецова - Первая работа. Возвращение

– Нет…

– Ну как! Сидит мужик в ресторане. Грибы ест. Маслята. Один попался скользкий, ужас. Он его и так вилкой, и эдак. А тот прыг-прыг! На стол! Мужик его снова вилкой. А тот – раз! И к соседу перелетел прямо в тарелку. Сосед наколол и съел. А мужик говорит: «Вот шиш бы ты его поймал, если бы я не замучил!»

Роза Васильевна расхохоталась на всю улицу. На нас даже оборачивались прохожие. А я улыбнулась во весь рот. До меня дошло! Роза Васильевна – настоящий ребёнок! С ошибками пишет, фруктовую жвачку жуёт, как Гуся свои «лавизки». Радуется по-детски, огорчается – тоже. Смешная! На такую и не рассердишься толком…

«Наверное, все люди – дети, – подумала я. – Обиженные люди – это обиженные дети. А счастливые люди – счастливые дети».

Если думать в этом ключе про всех людей на свете, то становится совершенно невозможно ни на кого сердиться. Даже на Снежану. Даже на Арсена. Даже на маму…

Кому: Исабель Руис

Тема: Открытие

Дорогая Исабель,

я поняла, что такое учить людей! Это значит быть соединительным проводком между учеником и миром. Дарить людям то, чего у них никогда не было, – умение и знание. Ты чем-то владеешь. А другой человек тем же самым не владеет совсем. И ты ему потихоньку даришь. И тогда этот человек открывает для себя жизнь! Значит, учить – это помогать людям жить!

С уважением,

Мария

– Я говорила, что мы проспим, я говорила, говорила!

Мамин возмущённый вопль прорезал тишину моей комнаты. Я открыла глаза и принюхалась. По комнате плыл горький запах горелой гречки. Я вскочила и выбежала в коридор. Может, пожар?!

Мама стояла на кухне и счищала остатки каши в мусорное ведро. Она здорово у неё пригорела. Угольки прилипли ко дну кастрюли и красиво дымились. Будто крошечные осенние костры, которые разожгли эльфы.

В общем, обычная история. Мама встала пораньше, чтобы сварить нам кашу на завтрак перед отъездом. Мы собирались все вместе провожать Катю.

Мама промыла крупу, насыпала в кастрюлю. Залила водой, включила конфорку. Тут закряхтел Мишка, и мама помчалась к нему – покормить, пока не разгулялся. Прилегла мама на кровать и заснула. Тут и сказочке конец, а кто купил йогурты накануне, чтобы быстро позавтракать, тот молодец.

– Звонок, – прислушалась мама. – Мишу разбудят!

– Мам, из твоего кармана звонит.

– Катя! – вскрикнула, как ужаленная, мама. – Ой, не успела подойти. Ой, она пять раз звонила! Ну вот, она теперь будет думать, что я специально не подошла, чтобы не ехать провожать её, а ведь мы собирались, собирались…

Дверь открылась, на пороге появился папа.

– Ну чего, девчонки, готовы? – спросил он. – Запах у вас тут, хоть противогаз надевай. Вы только встали? Ну вы сони. Выезжать уже пора, а вы в пижамах.

– А-а-а-а! – чуть не заплакала мама.

Папа даже ключи выронил от неожиданности. А я взяла мамин мобильный и нажала на Катино имя.

– Вот! – я вернула маме её телефон. – Скажи, что мы уже выезжаем!

Я чувствовала и свою вину в том, что мы проспали. Уложив Мишку, мама пришла ко мне в комнату, и мы полночи выбирали с ней вуз, куда можно было бы подать документы после ЕГЭ.

– Катя! – мама закричала в трубку так громко, словно хотела, чтобы её слова долетели до Зеленограда по воздуху. – Катя, мы выезжаем! Как не надо?! Почему? Как не едешь?! Катя, ты что! Почему не едешь! Когда потом? Катя! Не сходи с ума! Мы сейчас за тобой приедем! Почему мне нельзя ехать?! Ка…

Мама отняла трубку от уха и потрясённо посмотрела на экран.

– Катя из-за меня не едет в свою Шотландию, – сказала она.

– Так и заявила? – удивился папа.

– Нет. Сказала, что не едет. Что потом объяснит. И чтобы я не приезжала. Ни в коем случае.

Мама помолчала, а потом вдруг залилась слезами:

– Она меня ненавидит… Что я наделала…

– Мам, погоди…

– За что? Ведь я сказала, что приеду! Почему мне нельзя к ней?! А-а-а-а!

– Мама, Мишка плачет!

– А-а-а-а!

– Так, слушай мою команду! – крикнул папа. – Машка! С йогуртами на выход. Поедем разберёмся. Аня! К Михаилу. Если Катя сказала не приезжать, таскать его нет смысла.

– Нет! – рванулась мама к пальто. – Я всё равно поеду! Я должна знать, что с ней! Я её старшая сестра!

– Погоди, – остановил маму папа. – Погоди, погоди… Давай мы прислушаемся.

– К кому, к Мишке?

– Нет. К Кате. Она попросила тебя не приезжать. Мы с Машей выясним почему. Маш, готова?

– Сейчас, – отозвалась я, прыгая на одной ноге и натягивая на другую штанину джинсов. – А Мишке, между прочим, не помешала бы помощь. Если, мам, ты не в курсе, младенцы не знают, что ты ушла НЕ навсегда.

Катя ждала нас на лестнице – там, где в новогодние праздники я видела высокомерную рыжую кошку с большими глазами. Одета Катя была необычно: в джинсах и рубашке в клетку, завязанной узлом на поясе. Не хватало ковбойской шляпы и сапог-казаков, чтобы смело предположить, что она летит не в холодную Шотландию, а в Техас укрощать быков.

– Не подходите ко мне, – заявила Катя, выставив ладонь. – Нет-нет-нет!

– Через два часа улетает твой самолёт, – нахмурился папа, взглянув на часы.

– Маш, отойди подальше, – скомандовала Катя, и я повиновалась.

Раз уж папа сказал к ней прислушаться.

– Так что случилось? – спросил папа, облокотившись на перила.

– Гуся заболел, – сказала Катя, скрестив руки на груди.

Её взгляд блуждал, а щёки пылали – то ли от гнева, то ли от жара.

– У него температура! Утром скорую вызывали. Ему сделали укол. Говорят, подозрение на бронхит. А то и на пневмонию! И куда я поеду! Когда у меня больной ребёнок!

Всё это Катя выкрикивала как лозунги. Двери этажом ниже пару раз распахивались. Люди выглядывали, а потом, завидев нас на лестнице и сдержанно поздоровавшись, исчезали.

– Так можно попробовать поменять билет? – осторожно спросил папа. – Я не хочу, чтобы ты ехала. Но ты вроде как сама собиралась… Работала столько ради этого.

– Я и думала поменять билет! – заорала Катя так, что эхо понеслось по подъезду. – Позвонила Финли! Сказать, что сегодня не приеду! «I can’t come to you, my love» и всё такое. И отгадайте, что он мне сказал! Нет, вы хоть сто лет думайте, ни за что не отгадаете! Потому что мы с вами любим своих детей! Даже Машка любит Мишку, хоть и не признаётся!

– Я-то тут при чём?!

– А при том, племяшка-фисташка! – гремела Катя. – Учись на моих ошибках! Этот нахал потребовал, чтобы я бросила ребёнка и приехала! Я говорю: у него бронхит, понимаешь хоть, ты, волынка шотландская!

– А как это по-английски сказать? – обалдела я.

Катя только отмахнулась.

– Я ему по-нашему сказала. По-русски. Говорю, он в больнице оказаться может! Что ему, одному там лежать? А он: конечно. Пусть привыкает. К чему, говорю?! Ну, говорит, ты ж его с собой не возьмёшь, как ко мне переедешь. Ой, ну я обалдела! Ну нет слов!