Николай Попов - Абанер

Заведующая губоно, низенькая подвижная женщина, внушительно сказала:

— Нас могут спасти две вещи — инициатива и самодеятельность, товарищ Бородин.

Однако Бородину было этого мало. Тогда заведующая не очень охотно проговорила:

— Здесь гостит у родственников преподавательница института из Питера. Химик, биолог, знает французский. Муж и сын у нее погибли на войне, она долго болела, врачи рекомендуют ей поехать в деревню. Вот не знаю, согласится ли она — в Абанер.

А подумав, заведующая вспомнила, что приходил просить работу музыкант Яснов-Раздольский.

— Этот, кажется, к вам не подойдет. Странный очень и требовательный. Дайте ему хор, ансамбль, чуть не оперу!.. Да и артист, не учитель.

Евграф Васильевич в тот же день разыскал Яснова-Раздольского и Наталью Францевну. Клавдия Ивановна пришла к Бородину сама по объявлению в газете.

Евграф Васильевич приехал в Абанер, когда монастыря уже не было, но не было и школы второй ступени. Кто знает, сколько трудов, усилий, «инициативы и самодеятельности» пришлось потратить здесь фронтовику!.. Чем больше он делал, тем больше оставалось несделанного, неотложного. И это несделанное, неотложное тяжелым грузом ложилось на плечи заведующего.

Осенним дождливым вечером из разбитой телеги, которую кое-как тащила исхудалая кляча, вылез хромоногий парень в красноармейской шинели, вскинул за плечи котомку, спросил у ребят: «Где тут шкрабы заседают?» и поковылял на костылях в канцелярию. Движения у него были резкие, угловатые, в черных глазах горел недобрый огонь, и вся фигура хромого напоминала колючий репейник.

— Безногих принимаете? Или, может, калек вам не надо? — приступил он к Бородину.

Тот пристально посмотрел на вошедшего и так же резко ответил:

— Принимаем не по ногам, по уму.

— Экзамены заставите держать, документы потребуете?

— Обязательно.

— Вот все документы!.. — вытащил он из кармана справку госпиталя с оборванным углом.

— На фронте был?

— А то не видите?.

— Комсомолец?

— Да.

Бородин понял: фронтовик с характером, спуску ему давать нельзя.

— Вот что, парень, нос не задирай. Садись и рассказывай по порядку.

Тот, видимо, не ожидал такого тона, повел плечами и не очень охотно уселся. Рассказывал он скупо. Приехал из марийской деревни Агытан-солы, теперь там коммуна Йошкар-сола. Мариец, коммунар. Живет вдвоем с бабушкой. Отец с матерью умерли от тифа, тогда он, Яков Чуплай, бросил школу, подтаскивал на стекольном заводе песок. Сколько классов кончил? Земское трехклассное училище да год учился в высше-начальном. Бил беляков под Питером. Ранен.

— Чего еще? Когда лежал в госпитале, маленько подучился. По алгебре и по письму меня один раненый подгонял. Только я не очень. Перезабыл…

— Так, Яков Чуплай, к экзаменам тебя допустим. Сдашь — примем. Не выдержишь — тут уж ничего не поделаешь, — развел Бородин руками. — А сейчас иди в общежитие, устраивайся.

Парень хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и потянулся к костылям.

В диктанте у него подчеркнули 26 ошибок, листок по математике остался чистым. Чуплай только переписал задание и не сделал ни одного действия.

Просмотрев экзаменационные работы, Бородин с досадою хмыкнул. Принять Чуплая было совершенно невозможно и совершенно невозможно отказать. Не зная, как поступить, заведующий городком шагал по канцелярии из угла в угол. Бородин-учитель не мог принять Чуплая, Бородин-фронтовик не мог сказать ему — нет. Кто знает, сколько продолжалось это бесплодное хождение! Пришла жена звать. Евграфа Васильевича ужинать.

— Что, Граня, с тобой?

Он поднял усталые глаза.

— Видишь, Настюша, дело какое. Хотел к нам поступить парень один. Да экзамены в пух-прах провалил.

Анастасия Васильевна научилась понимать мужа с полуслова.

— Хочешь, чтобы я с ним позанималась?.. Попробую.

Вечером на доске объявлений висел список принятых. Против фамилии Чуплая была пометка: условно, с испытательным сроком — месяц.

Учителя жалели Чуплая, но его прием не одобрили. Кое-кто увидел здесь явное нарушение инструкции Наркомпроса, а Наталья Францевна сказала: «Если Евграф Васильевич будет принимать учеников по социальному положению, пусть не спрашивает с нас за их знания. У меня есть учительская совесть».

Но совершенно неожиданно отнесся к этому сам Чуплай. Парень приковылял в канцелярию взбешенный и стукнул костылем по столу Бородина.

— Поблажку вздумал сделать?! А я не нуждаюсь. Понял? Плюю на нее!.. С подачками мы к мировой революции не придем. Я думал, Бородин настоящий коммунист, а ты вашим и нашим!..

Учитель крепко взял его за плечи и посадил на скамейку.

— Хулиганить не дам, слышишь? Мировую революцию делать собрался! Горлом, что ли?

Чуплай, наверно, больше почувствовал силу рук Бородина, чем силу его слов.

— Нечего меня принимать, если провалил!.. Не имеете права!..

Евграф Васильевич помолчал, подал парню воды.

— Ошибся, что принял, верно. Бузотеры революции не нужны… Впрочем, отменять приказ не буду. Уговаривать тоже. Надумаешь учиться, завтра скажешь. Иди.

Чуплай глянул исподлобья и вышел. А на другой день спозаранку сидел на крыльце школы. Увидев Бородина, приподнялся и виновато проговорил:

— Надумал… учиться. За вчерашнее сердиться не будете?

— Ладно, вчерашнего разговора не было, — ответил Бородин.

От пристального взгляда Евграфа Васильевича не укрылось, с каким старанием Чуплай взялся за учебу. После уроков во второй ступени новый ученик приходил в маленький домик на краю городка, где размещалась первая ступень. Отпустив малышей, учительница занималась с Чуплаем часа полтора-два.

— Подает фронтовик надежду? — спрашивал жену Бородин.

— Пока мало, но хватка у него мертвая. Задаю десять примеров, просит — двадцать, задаю двадцать, просит — тридцать. Трудно ему. Даже арифметические действия нетвердо знает.

В первом полугодии Чуплая не аттестовали, во втором у него появились удовлетворительные отметки — «удочки», а к концу года остались всего два несданных зачета.

Наталья Францевна как-то сказала:

— Я была неправа. Чуплай товарищей догонит. Настойчивый, упрямый, но уж чересчур резкий. Недаром его ребята бешеным зовут. Вчера я опоздала на урок, опыт не получается, так он мне: «Не имеете права опаздывать». — «Конечно, говорю, не имею, но перед вами не отчитываюсь». — «А мы вас на ячейке разберем». — «Что же, говорю, разбирайте». Вы, Евграф Васильевич, во всем на ячейку опираетесь. Это дело ваше, я беспартийная. Только имейте в виду, когда-нибудь эта комсомолия и вас к ответу потянет. Такие, как Чуплай, не постесняются.