Николай Попов - Абанер

Но то, о чем не хотел сказать Сережа, не было тайной. Все знали, из-за чего началась драка. Ребята и девушки поглядывали на Клаву, по залу пополз шепот. Она поняла, говорят о ней и, как улитка, спрятала голову.

— Зачем вы, Зорин, взяли топор? — строго спросила Горошек.

Сережа до боли закусил губы. Какое принцессе до этого дело?.. Как он ненавидел Горошину в эту минуту!

— Почему вы, обвиняемый, молчите? — еще строже спросила принцесса.

Вот это «вы» окончательно убило Сережу. Значит, Светлаков не просто напускает важность, все они сговорились.

— Не знаю…

— А могли, как бандит, ударить Новоселова топором?

У Сережи вспотел лоб. Горошина считает его бандитом!

— Не знаю. — И опять уставился в угол.

Чуплай приподнялся и проговорил с издевкой:

— Обвиняемый ничего не помнит, ничего не знает. Вы не прикидывайтесь дурачком, не поверим!

И это говорит тот, кто живет в одной комнате с Сережей, вместе пьет и ест, делится последним куском! На Сережу смотрели глубокие как пропасть глаза, холодные и злые. Он хотел сказать, что этого больше никогда не случится, что ему стыдно, но взглянул на Чуплая и снова стал смотреть в угол, в пустоту. Все равно не поверят, они даже не хотят назвать его на «ты».

Слово попросила защитник Клавдия Ивановна.

— Ну, а сейчас-то вы осознали? Если бы снова кого-нибудь оскорбил Новоселов, вы бы опять стали драться?

Сережа поднял голову.

— Если бы он снова так сказал, я бы опять ударил.

В зале сдержанно засмеялись. Клавдия Ивановна грустно повела плечами. Она хотела помочь Сереже, а получилось наоборот.

Светлаков стал допрашивать Женьку и разрешил Сереже сесть. О чем говорил Женька, Сережа сперва не слышал. Если бы этого не было! Нет, теперь ничего исправить нельзя…

Женька держался уверенно. Он никого не оскорблял, не дрался, только защищал себя.

— А если бьют? Неужели бежать? Так я не трус.

— Правильно!.. — кто-то поддакнул в зале, но его тотчас оборвали и загалдели со всех сторон.

— Ничего неправильно!

— Мало ему Зорин надавал!

Светлаков свирепо потряс колокольчиком.

— Но суду точно известно, что вы оскорбили одного человека. Так или нет?

Женька воровато отвернулся.

— А чего я сказал? Она, мол, такая…

— Какая такая?!. — вспыхнула Горошек. — Я бы тебе тоже за это оплеуху дала!..

Гул возмущения пробежал по скамейкам, опять все посмотрели на Клаву, она опять спрятала голову.

— Суд постановил, эти самые слова не расшифровывать, — сказал Светлаков. — Но вам, Новоселов, мы этого не простим.

Женьку допрашивали еще строже. Ему напомнили, что он старше, сильнее, он пинал Зорина ногами и первый схватил полено. Под перекрестными вопросами заседателей и обвинителя парень совсем растерялся и больше не оправдывался.

Наталья Францевна говорила о чем-то совсем непонятном. Второступенцы не умеют уважать друг друга, оскорбляют лучшие чувства. «Какие чувства?» — подумал Сережа и прислушался.

— Прихожу на урок, а на доске какая-то глупость про Зорина и Горинову в виде химической формулы.

Ребята улыбнулись, но тотчас стали серьезными.

— Дать щелчок, стукнуть по шее — стало у нас в порядке вещей. Ребята хватают девушек за локти, те визжат, и некоторые даже не обижаются. И вот эти самые слова. Мы решили их не повторять, потому что неудобно. Но почему удобно их говорить? Говорить и думать друг о друге всякие гадости?.. Наш городок носит имя Третьего, Коммунистического Интернационала. А разве это коммунистическое отношение?..

В зал летели гневные слова, их ловили с жадностью, и много дум родили они в молодых головах. Свидетельница перевела дух.

— Простите, товарищи, немного отклонилась. Ячейка комсомола и учком поступили правильно, отдав под суд нарушителей порядка, и они должны понести суровое наказание… Суровое. Но это не все. Давайте объявим решительную борьбу всем таким словам. Прошу мое предложение записать в судебный протокол!..

Ребята дружно захлопали в ладоши, Сережа вздохнул свободнее. Речь Натальи Францевны родила слабую надежду. Может, еще не исключат. Однако надежда сразу погасла, как только начал говорить обвинитель. Слова Чуплая были беспощадны, доводы тверды, а черные глаза зло поблескивали.

— Зорин с Новоселовым могли убить друг друга. Можем мы с этим мириться? Тогда на нас будут показывать пальцем: «Вот, мол, школа, где шеи ломают!» Нечего церемониться, каленым железом такие дела выжигать!..

— Больно вострый!

— Ему не секретарем ячейки, прокурором быть!

— А ведь, пожалуй, исключат! — донеслись до Сережи обрывки голосов.

Теперь все. Прощай, вторая ступень!.. Оборвалось самое хорошее, самое дорогое в жизни. И не было никакой возможности спасти его…

Сережа совсем не знал, что подразумевал Чуплай под словами «каленым железом выжигать». После драки комсомольцы в полном составе явились к Бородину.

— Евграф Васильевич, — приступил с порога Чуплай. — До каких пор сынки кулаков и лавочников будут наших ребят бить?.. Ячейка постановила передать дело о Новоселове в народный суд.

— Та-аак. А насчет Зорина вы что постановили?

— Ничего… Подходили с точки зрения классовой борьбы. Зорин — не лавочников сын.

— Точка правильная. Но с этой точки нельзя оправдать Зорина. Значит, если не кулацкий сын, бери в руки топор и…

— Евграф Васильевич, так Зорин маленький, а этот вон какой дылда! — перебила Мотя.

— Из-за чего подрались, знаете? — подхватил Светлаков.

Бородин решительно повел бровями.

— Знаю. Все равно неправильно. Выгородить Зорина — сделать ему медвежью услугу. Передать дело в суд — правильно решили. Только не в народный, а товарищеский. Тебя, Светлаков, судьей выбрали? Тебе и дело в руки. Построже суди! Обоих. Слышишь? И чтобы Зорин о постановлении ячейки ничего не знал.

Комсомольцы поглядели друг на друга. Получалось будто бы так, как они постановили, однако не совсем так. На суде Евграф Васильевич сидел в заднем ряду и ни во что не вмешивался.

Защитник Клавдия Ивановна просила суд смягчить приговор, но говорила не очень решительно, словно сама была в чем-то виновата. Зорин не замечен ни в чем плохом, только очень горячий. И вступился он за правое дело.

— А вот Новоселова я не могу защищать. Учиться не хочет, работать — тоже. Мы строили электростанцию, а он ушел домой. Просматриваю сегодня его личное дело, справка о болезни выдана ветеринарным фельдшером…

Дружный смех заглушил ее слова. Смеялись ребята, преподаватели и судья и даже сердитый Чуплай.

— Вот болезнь!

— Лошадиная!

— Коровий доктор его лечил!

Не сразу Светлаков водворил порядок, и только после этого Клавдия Ивановна смогла закончить речь. Новоселова она защищать не может, но считает, что его тоже исключать не следует. Он во второй ступени недавно, школа еще мало сделала, чтобы его воспитать. Преподаватели, ячейка, учком — весь коллектив.