Николай Попов - Абанер

— Хочется! — вспыхнула Мотя.

За Мотю вступилась стриженая очкастая девчонка и какой-то тихоня парень, который до этого не сказал ни слова. Светлаков с важностью процедил:

— Революция не пострадает. А чего ребятам делать на вечерах? Целоваться?

— Ага, не все твердолобые! — обрадовалась Мотя. — И про оперетку ты, Чуплай, неправильно сказал. К Октябрьской надо концерт подготовить, а к Новому году — оперетку.

Сереже очень хотелось узнать, кто кого переспорит, Чуплай Мотю или Мотя Чуплая, и будут ли ставить оперетку, но дело испортил Валька. Дежурные давно закончили уборку и смирно сидели на задней парте. Они просидели бы так все собрание, но, когда заговорила Мотя, Валька не выдержал и подскочил.

— Конечно, оперетку!

Чуплай просверлил мальчиков черными глазами.

— Вы еще здесь?!. Марш в два счета!

Не мог Валька помолчать! Сережа сердито глянул на Гуля и неохотно пошел к двери, за ним понуро поплелся Валька. По дороге они молчали. Возле общежития Валька повернулся во все стороны и, убедившись, что поблизости никого нет, прошептал Сереже на ухо:

— Вот я подрасту и тоже… Накатаю заявление в комсомол…

Сережа кивнул головой. Валька как-то угадал его думку.

Над резным карнизом вьется алый флаг на ветру, словно птица машет крыльями. Вон у птицы голова, вон хвост, который то вытягивается, то снова пропадает. Сейчас птица поднимется и улетит на поля, запорошенные первым пушистым снегом. Нет, не улетает, все машет крыльями, и к ней со всех сторон деревни идут мужики, бабы, старики, ребята. На школьном крыльце стоят пастух Емелька в дырявом зипуне, кузнец Петряй, черный как цыган, и приезжий солдат с винтовкой, а рядом с ними Сережин отец. Сняв шляпу и распахнув пальто (ему, наверно, не холодно), он громко читает какую-то бумагу. Вместе с клубами пара с губ слетают круглые, как шар, слова и долго стоят в застывшем воздухе. Толпа жадно слушает, а люди подходят еще и еще.

— Декрет о земле!

— Слышь ты!

— Ленин!..

Это как же Сережа попал в Бугры? Значит, он снова маленький? Конечно, маленький, Абанер — это просто сон. Вон в стороне, у ворот чернобородый лавочник Захар Минаевич с хромым мельником глядят на Сережу.

— Это чей пащенок? Учителев? Такой же разбойник будет!..

Вот так жалит крапива.

— Папа не разбойник!.. Он учитель, Илья Порфирьевич!..

Лавочник с мельником сердито отворачиваются.

Потом мужики и бабы, и Захар Минаевич, и кузнец Петряй куда-то пропали. Нет, Абанера не было, Сережа опять дома.

Сидят отец с матерью за столом и пьют морковный чай. Если положить в чашку лепешку сахарина — ух как сладко!.. Только отец ничего не понимает в сахарине, уткнулся в газету «Бедноту». А мама грустная, грустная. И тоже не пьет чай, только мешает ложечкой в стакане.

— Ты бы, Илья Порфирьевич, уехал куда-нибудь. Переждал пока что. Белые-то к Волге подходят.

Это она папу Ильей Порфирьевичем зовет. Будто он совсем не папа. Он говорит, это у нее учительская привычка.

Белых Сережа не видал, а вот красные вчера уходили в лес. Верхом, на конях, с винтовками. В партизанский отряд беляков бить.

Папа, наверно, не боится беляков и не поднимает головы от газеты.

— Нельзя, Пашенька! И так в Совете никого не осталось.

— А почему белые — белые, а красные — красные? — спрашивает Сережа.

Ласковая мамина ладонь ложится на Сережину голову.

— Красный цвет — цвет нашего знамени, Сереженька! Поэтому и армия называется Красной.

— А Женька лавочников говорит, красным крышка. Белые у папы на спине звезды вырежут.

Папа наконец откладывает газету, глотает чай и улыбается.

— Пожалуй, и вырезали бы, да руки коротки.

— А если к Буграм беляки подойдут, мы тоже стрелять будем.

— Кто это — мы?

— Да все мальчишки.

Сережа вытащил из кармана самопал.

— Вот сюда порох, а в дырку спичку.

В задумчивых папиных глазах бегают смешинки.

— Подари-ка мне пистолет, Сергей! Станут мне на спине звезду вырезать — я из него — паф! паф!..

Хороший самопал, Сережа его сам из стреляной гильзы сделал, но для папы ему ничего не жаль.

А может, все-таки есть Абанер? Вместе с Женькой поступали. Пешком 20 верст от Бугров шли. Сережа ногу натер, онуча в лапте подвернулась. И лямка от котомки с хлебом больно нарезала плечо. Сели под елочками отдохнуть, Женька пристал, покажи, как складывать дроби.

— Так ты во вторую группу поступаешь, а я в первую… И в гимназии еще не учился.

Женька выпустил клуб папиросного дыма прямо Сереже в нос.

— Мы в гимназии алгебру учили. Алгебру помню, а дроби маленько позабыл.

Если Женька дроби забыл и поступает во вторую группу, так почему Сереже нельзя во вторую? Ах да, экзамен!.. Ну, и пусть экзамен!..

…На классной доске длиннющий пример с четырехэтажными дробями, квадратными и фигурными скобками. По спине побежали мурашки. Сережа никогда не решал такого. Может, уйти, пока не поздно? В соседнем классе экзамен в первую группу, там, наверно, полегче. С кафедры сошел человек с грустными глазами и роздал листочки.

Дрожащей рукой Сережа написал фамилию, опять посмотрел на четырехэтажный пример. Не решить!.. А вот задача, кажется, не очень трудная. Собравшись с мыслями, он стал решать задачу. Первое действие, второе. Ну да, задачу он осилит. Немного погодя он потрогал вспотевший лоб и написал ответ.

А пример?!. Пусть дроби четырехэтажные, но ведь можно их складывать, сокращать? Если раскрыть первые скобки?.. Раскрываются. Теперь еще одни. Что-то получается. Однако скоро Сережа запутался в действиях, как в дремучем лесу, сделал по-другому, еще больше запутался и перечеркнул все.

Тихо скрипели перья, подростки морщили лбы, Женька кусал и облизывал губы. Сережа снова посмотрел на пример и шлепнул себя ладонью по лбу. Какой же он дурак! Спутал квадратные скобки с фигурными! Сломав от нетерпения карандаш, он взял ручку и принялся решать снова. Теперь пошло на лад, ход за ходом распутывался хитроумный узел. Ура! Здесь можно сократить! Он переписал пример в четвертый раз, потом в пятый. Вместо миллионов в числителе и знаменателе остались совсем небольшие числа, потом они еще сократились, в ответе четырехэтажного примера получилась единица. Из-за этой несчастной единицы он так измучился, столько выстрадал, перепортил бумаги!.. Сережа тихо засмеялся и открыл глаза.

…В окна врывалось яркое солнце, радужные пятна бегали по стенам. Напротив стоял топчан Вальки, слева — Евгения Новоселова. Широко раскинув руки, Валька улыбался во сне и сладко посапывал носом.

Есть Абанер!.. Есть!.. И Сережа учится во второй группе! А дома об этом еще не знают. Хорошо проснуться утром, когда впереди у тебя хорошо. Опять будут заливистые звонки, веселые перебежки из кабинета в кабинет, опять заведующий Бородин будет показывать электрическую машину, старая химичка, немножко похожая на колдунью, толочь серу в ступке, наливать кислоту в пробирки, а вечером чудаковатый музыкант соберет ребят на хор.