Иван Сабило - Пробуждение

Маленькая женщина-фельдшер в это время смазывала Шульгина едкой жидкостью. От жидкости исходил резкий запах и так щипало кожу, что у Шульгина навернулись слезы.

— Потерпи, паренек, потерпи хороший, — приговаривала она и обмакивала новую палочку с ваткой в жидкость.

Милиционер взбежал на крыльцо, быстро спросил:

— Приметы помнишь?

— Я гэта раницай у лес пайшов, — начал было дед, но милиционер его перебил:

— Постой, дед, потом расскажешь… Так помнишь?

— Да. В куртках брезентовых и шапки с козырьками. Один высокий, другой поменьше, коренастый. И шрам под носом. Высокого я в Ленинграде видел, в больнице, — говорил Шульгин, наблюдая, как в фельдшерско-акушерский пункт набивалось все больше пацанов и девчонок. — Я бы их и через сто лет узнал.

— Выйти всем, — приказал милиционер.

Часть вышла. Остальные таращили любопытные глаза и что-то шептали друг другу.

Те, кто вышли, тут же уцепились за оконные рамы и, прижав белые пятаки носов к стеклам, заглядывали внутрь дома.

— Один лысый, другой заросший бакенбардами, — диктовал приметы Шульгин, а милиционер быстро записывал.

— А тут чую, будто плача хто…

— Я сказал — потом! — прикрикнул милиционер на деда, и тот поднял руку, пригрозил кому-то пальцем и замолчал.

— Дядя Рома, — обратилась к милиционеру девочка в синей короткой юбке и белой футболке с цифрой «7», — мы с братом бачили их несколько дней тому. В желтых стеганках, один — высоки, а други — низки. У низкого на щеках волосья, будто дороги. Они у машине были.

— В какой машине? — быстро спросил милиционер.

— Красная такая, легковушка.

— «Москвич»?

— Не, «жигули», — сказал пацан рядом с ней, наверное, брат.

— Не ошибаешься?

— Я на кошт машин николи не ашибуся. Усе марки ведаю.

— Ведае, ведае, — подтвердила сестра.

— А номер не запомнил?

— Не, я чытать не умею, у школу тольки пайду.

— Спасибо, ребята, — сказал милиционер. — Это хорошо, что вы их видели… Вера Семеновна, паренек пусть побудет у вас. Я свяжусь с Минском и прискачу за ним. Накормите его, я мигом…

Милиционер прямо с крыльца прыгнул в седло мотоцикла и рванул по деревне…

Шульгин сидел за столом и ел хлеб. Рядом лежала колбаса, но он не притронулся к ней. В окно медленно вползало солнце, слепило глаза — он сдвигался к шкафу с инструментами.

У порога фельдшерско-акушерского пункта по-прежнему толпились деревенские дети. Двое или трое возились между собой и хихикали. Остальные молча смотрели на Шульгина.

«Как же, героя видят, не каждый день такое бывает… Зачем они здесь, почему не уходят?» — подумал Шульгин. И понял, что ему совсем не хочется, чтобы они ушли.

Когда солнце совсем уже вползло в окно, а сдвигаться было некуда, Шульгин повернулся к ребятам. Над ними на целую голову возвышался долговязый парень в голубой тенниске. Прижал плечом волейбольный мяч к стене и сложил руки на груди. Заметив, что Шульгин смотрит на него, спросил:

— Что ж ты один пошел?

Шульгин опустил глаза. Снова отвернулся к столу. Медленно крошил в пальцах хлеб и думал: «Скорей бы уж конец всему — и домой… Шел на серьезное дело, а совершил глупость. И сам еле остался в живых… Пора открыть глаза, чтобы не наделать больших бед и себе и другим…»

Вскоре из Минска прибыла поисковая группа. Все это были военные, переодетые в штатское. К Шульгину подошел руководитель группы — высокий седой человек. Все прибывшие с ним подчинялись каждому его приказанию и называли «товарищ полковник». Вслед за ним подбежал маленький лысый мужчина с магнитофоном и приготовился записывать показания Шульгина.

Шульгин попробовал рассказать и сбился. Он не знал, с чего начать. Немного успокоившись, рассказал об Анатолии Дмитриевиче, а уж потом было все просто.

— Хорошо, а что дальше? — спросил полковник.

— Они привязали меня к дереву и ушли. И унесли золото.

Полковник кивнул мужчине, чтобы он убрал магнитофон, и повернулся к Шульгину.

— Мы найдем их, — сказал он. — Ты столько примет сообщил, что им теперь и под землей не спрятаться.

— А золото? — быстро спросил Шульгин.

— И золото найдем. Раз оно на нашей земле — оно наше. Но все могло быть иначе, если бы с самого начала ты продумал все как следует. Если бы с самого начала понял, на что идешь и кому собираешься помогать. Ладно, по машинам. Поедем в лес…

Сидя в машине, Шульгин недоумевал: «Зачем они сюда едут, что тут можно теперь искать? Неужели не понимают, что те двое не останутся здесь?»

В лесу мужчина с магнитофоном недовольно сказал Шульгину:

— Эх, парень, наломал ты дров… Искателей развелось…

— Подождите, Михальчук, — остановил его полковник. — Без него мы вообще бы ничего не знали ни о золоте, ни о бывших полицаях. Теперь знаем.

Шульгин прислонился к дереву. На лбу выступили крупные капли пота, ноги подкосились, и он сел на землю.

К нему подошел полковник. Присел рядом и стал говорить:

— Сегодня, Сережа, самолетом отправишься домой. Когда найдем бандитов, вызовем тебя для опознания. А пока благодарю за мужество. Тебе не удалось довести дело до конца, но ты оказался готовым к трудным испытаниям, а это не так уж мало… У меня к тебе просьба: постарайся за это время, пока ты у нас, вспомнить, не забыл ли ты каких-нибудь деталей. Для нас это очень важно.

Шульгин задумался. Он лихорадочно перебирал в памяти все, что произошло с ним здесь, в лесу, и там, дома. Опять перед глазами был Анатолий Дмитриевич, незнакомец, который вошел в палату одетый… Но все это он уже рассказал, даже на магнитофон записали… Автобус, дед с петухом, каменный солдат у дороги, столбик фамилий…

— Я все рассказал, — произнес Шульгин и поднялся. Медленно побрел к дороге, не глядя под ноги, не замечая присутствовавших здесь людей. И тут он услышал голоса. Шульгин остановился. За деревьями показался его старый знакомый — дед с петухом. А за ним — кто бы мог подумать — наполеоны в полном составе, учительница математики Виктория Сергеевна, отец Шульгина и художник Витя.

Шульгин был совершенно не готов к этой встрече. Захотелось броситься в лес, чтобы никто не видел его разбитого, изъеденного комарами лица. Но он пересилил себя…

Первым его обнял отец. Затем подошли наполеоны, пожали руку и уступили место учительнице. Виктория Сергеевна часто-часто моргала, но все-таки улыбнулась:

— Ну, жив, а это самое главное…

— Я-то жив, — ответил Шульгин. — А золото не спас… И не помог…

— Золото найдут, — сказал отец. — А ему уже никто не поможет. Анатолий Дмитриевич в день твоего отъезда скончался от кровоизлияния в мозг…