Анастасия Перфильева - Помпа

Полосатая сумка-шлагбаум стояла по-старому, но отцовский чемодан был сдвинут. А за ним… За ним в душной темноте… зияла чёрная пустота! Никакой коробки с наклейками, доверенной на хранение, под кроватью больше не было!

Юлька щипнула себя за руку — не помогло; хлопнула по носу — никакого впечатления. Распихала сумку вправо, чемодан влево — за ними было по-прежнему пусто. Она закрутилась по комнате. Выбежала на терраску, заглянула в спальню к тёте Дусе… Промчалась для чего-то в сарай к поленнице, в курник… Потом вернулась медленно к себе в комнату, села на половичок у кровати и тихо, протяжно завыла.

— Ты об чём? Обидел кто?

Жёсткая сморщенная рука бабы Кати поворотила Юлькино мокрое лицо. Старушка нагнулась, обтёрла его фартуком, стала гладить волосы.

— Ай горе какое?

— Баба Катя! — Юлька вскочила; нос у неё вспух, губы растянулись, как щель в почтовом ящике. — Ко мне сюда… никто… утром не заходил? Или… пока мы с Галей… на огороде?

— Кому бы? Федя с Дусей спозаранок в совхоз ушли.

— А… а Шурец?

— Тю! Чуть рассвело, с пацанами на Агармыш утёк. Стряслось что?

— Нет, ничего. Что же делать? Ведь Пётр мне, лично мне… Баба Катя, я к нему пойду!..

— Куда ж в полдён? Погоди, жар спадет.

— Нет, я пойду!

Она быстро повязала волосы валявшейся Галиной косынкой, влезла зачем-то в полукеды, схватила очки…

— Надолго ль бежишь?

Ответить Юлька не успела. Вылетела с терраски за калитку. Хлоп! Уж и на улице не стало её видно…

В автобусе перед остановкой увидела себя в зеркале водителя. Несчастное огородное чучело — только скворцов пугать! «Редькин хвост» задрал косынку, не лицо — морда в грязных подтёках.

Спрыгнув с подножки автобуса, Юлька забежала, за куст багряника. Сорвала косынку, перевязала «хвост». И быстро зашагала по дороге к белой, гремящей рупором конторе водохранилища.

Мимо проехал самосвал с цементом, обдал пылью. Умыться, что ли, где-нибудь?.. Вблизи темнела колонка. Вода из неё не шла, но капала. Юлька набрала горсть, выпила, обмыла лицо, точнее, размазала грязь.

— Мне к Лукьяненко Петру Фёдоровичу. По личному неотложному делу. — Она старалась говорить солидно, всё равно получался какой-то писк.

— На совещании, — не поднимая головы, отозвалась секретарша.

— Оно… долго будет?

— Часа два. — Схватив папку с бумагами, секретарша метнулась к двери, за которой гудели-спорили грубые голоса.

Из двери почти сразу выскочил Пётр.

— Ну? — спросил торопливо. — Говори скорее, что надо.

За ним в проёме двигались среди сизого дыма мрачные лица.

— По… — облизнув сухие губы, сказала Юлька.

— Что?

— Пом…

— Да будешь говорить толком? Занят я, поняла?

— Помпа… пропомпа… — залепетала Юлька. От страха у неё затряслись коленки, а язык стал деревянным.

— Какая ещё промпа? Ах, да не мешайся ты тут! Дома расскажешь. У нас авария ко всему, понятно? Марш домой сейчас же!..

— Лукьяненко, сводки давай! — крикнули из табачного дыма.

И Пётр исчез в нём, хлопнув дверью.

Теперь у Юльки тряслись, ходили ходуном и коленки и губы. Она подхватила очки — и ходу. Прочь! Бегом… Услышала, как вслед снова хлопнула дверь; секретарша крикнула что-то — не обернулась. Пожилой рабочий шёл к конторе — чуть не сбила его.

Пётр, к которому она примчалась поделиться ИХ общей бедой — бедой, из-за которой лила слёзы, посмел бросить: «Не мешайся тут!» Не мешаться? Никогда в жизни она нигде не мешалась и не будет мешаться… Да ещё: «Марш домой!» Как… как всё равно солдату!

Юлька была возмущена. Пошла тише. Очнулась возле автобусной остановки. Не той, к которой приехала, а у следующей. Остановка называлась «Золотое Поле». Поля никакого не было. Справа, и слева, и кругом зеленели виноградники.

Юлька решилась.

Галя, Галюшка! Немедленно, сию же минуту найти её, рассказать обо всём, спросить совета… Обождав, пока пронесётся вереница ревущих грузовиков, она помчалась под палящим солнцем без очков, без косынки к низким рядам виноградника, расчерченного на полосы бетонными столбиками, похожими издали на карандаши.

Бригадир ребят-школьников, по прозвищу Иван-Муха, потому что он был вот такого росточка, отдыхал у груды велосипедов, сунув голову под виноградную плеть — больше совать было некуда.

Рядом с велосипедами стояли два огромных блестящих на солнце бидона с водой, только что привезённые с совхозного двора. Бригадир давно разбил ребят на участки, дал задания, как вдруг увидел бредущую между рядами винограда, как по зеленому коридору, девчонку. Она держала в руке очки, спотыкалась, лицо у неё было багровое, злое и растерянное.

— Ай, ай, ай! — закричал Иван-Муха. — Опозданьице? С которого классу?

— Я… ни с которого.

— Школьница? Все вкалывают, а она…

— Школьница, только не ваша. Из Москвы. Мне очень нужна Лукьяненко. Она фи… хиллоксеру где-то собирает.

— Здравствуйте! Да тебя с вертолёта, может, скинули, гостья дорогая? Наше вам! У меня Лукьяненок полбригады. Тебе которую?

— Галю.

— И Галь не меньше пяти. С которого колхозу?

— Изюмовка.

— Родители кем работают? Ну, батька?

— На гульдозере, кажется…

Иван-Муха сел и захохотал в голос.

— Ай, уморила, москвичка! Запарилась ты, бачу. Не на гульдозере — на бульдозере. Пить будешь?

Юлька только губы облизнула. Иван-Муха откинул крышку бидона, зачерпнул воды. Никогда в жизни Юлька не пила ничего вкуснее…

— Пошли Лукьяненку твою шукать, — сказал бригадир, беря кружку.

Они тронулись вдоль виноградника.

Вы когда-нибудь видели, как цветёт виноград? Неприметным, жёлтым пушком на малюсеньких будущих гроздьях… Юлька не видела. А сейчас и не смотрела, изнывала от жары.

— Скажите, пожалуйста, — спросила, громко отдуваясь, — у вас водятся… пуф-пуф-пуф… виноградные… пуф-пуф… черви?

Иван-Муха снова захохотал:

— На кой, извиняюсь, они нам треба?

— Только филлоксера… пуф-пуф?

— И от филлоксеры уберегаемся. Не то все здешние гектары огнём бы спалили. Школьники на то и проверяют… Придём — побачишь.

Где-то близко раскатился смех, с шумом пронеслось:

— Бригадир!.. Муха идёт! Девчата, Муха!..

— От балабоны! С глаз уйду, зараз лясы точить станут. Практиканты, много ль прошли? — крикнул он начальственным тоном.

— Восемь рядов, дядя Ваня! Жарко дюже!..

Юлька увидела: между бетонными столбиками тянется проволока. Виноградные побеги цепляются за неё светлыми завитыми усиками, ползут в бесконечное зелёное поле. А между рядами, присев, нагнувшись, стоя, возятся, копошатся человек десять мальчишек и девочек. Подрывают землю, утаптывают, разглядывают что-то, кладут у лозы листок с камнем… И земля вся в мелких и крупных камнях — как только виноград из-под них лезет?