Доан Зиой - В джунглях Юга

В мешочке из леопардовой шкуры, который я положил в карман куртки, было что-то тяжелое. Наверно, нож, потому что мне в бок воткнулась твердая рукоятка. Я решил развязать мешочек и посмотреть, что там, но тут же остановился — ведь мешочек был чужой. Но руки уже сами мяли его, и любопытство скоро победило.

Кинжал!

Я осторожно вытащил острый клинок из кожаных ножен, залосненных долгими прикосновениями. Голубоватая сталь сверкала при каждой вспышке молнии, рукоятка была сделана из рога и инкрустирована красной медью, по которой красиво были вырезаны буквы. Что же еще прячется в этом таинственном мешочке? Я решил, что раз уж все равно развязал его, то теперь могу посмотреть. Кроме кинжала, там оказалась целая связка крючков для рыбы разных размеров, всего двенадцать штук, — они были завернуты в клочок промасленной бумаги, — осколок какого-то камня, плоская стальная пластинка, не больше спичечного коробка, и в бумажке немного какой-то темно-желтой мази, густой и вязкой, с едким запахом. Я побросал все вещи обратно в мешочек, все, кроме кинжала, и крепко затянул мешочек скользким жгутом из воловьих жил.

С кинжалом в руке я почувствовал себя гораздо смелее.

Я заглянул внутрь храма. Страшная статуя все так же высовывала далеко вперед красный как кровь язык и скалила четыре белых клыка, но теперь она совсем не пугала меня.

Немного погодя ветер стал постепенно стихать, а вскоре и совсем перестал. На темной верхушке баньяна, где только что так страшно завывал ветер, теперь весело прыгали и пели удоды. Все вокруг уже было залито прозрачным, колеблющимся светом.

Я вернулся к каналу и пошел вдоль пристани в надежде снова встретить лодку продавца змей. Но сколько я ни смотрел, я так нигде и не увидел ни лодки, ни ее хозяина.

Косые лучи заката уже бросали на гладь канала тень от деревьев. Вспомнив о том, что Толстуха должна вот-вот вернуться, я свернул к харчевне и прибавил шагу, чтобы до ее прихода успеть приготовить ужин.

Подходя задворками к харчевне, я увидел дым над кухней и почувствовал запах жареной рыбы.

— Где ты бродишь, все уж давно готово! Кто ты такой, чтоб тебя дожидаться? — недовольно крикнула Толстуха.

Моя хозяйка иногда без всякой причины становилась раздражительной. В такие минуты лучше всего было молчать и не обращать на нее внимания. Но сегодня я почему-то очень обиделся.

Даже аппетитного запаха жареной рыбы с перцем, в кокосовом соусе, за минуту до этого вызвавшего у меня мучительный голод, я больше не слышал. Я не боялся брани. Самые грубые ругательства не испугали бы меня. Теперь я уже ко всему привык. В первое время я очень переживал от того, что часто приходилось выслушивать грубую брань рыночных торговок. Но потом я решил, что нечего, как промокашка, вбирать все эти ругательства и вообще принимать их близко к сердцу, и перестал обращать на них внимание. Теперь вся брань отскакивала от меня — я будто оделся в какую-то броню. Но от колющих, язвительных слов я так и не научился защищаться…

Заметив, что я не тороплюсь на ее зов, Толстуха еще больше рассердилась:

— Ты что, онемел? Язык проглотил?

Я молча пошел мыть тарелки и накрывать на стол. Толстуха поставила рис и рыбу и прикрикнула:

— Что не ешь, приглашения особого ждешь?

Разве садился я когда-нибудь за стол прежде нее? И вот пожалуйста, получил за «особое приглашение»! Чем же я виноват: ведь она сама сказала, что идет собирать долги и вернется только к вечеру.

Толстуха не спускала с меня глаз: ей было любопытно поглядеть, как я отнесусь к ее упрекам.

— Я не голоден! — вдруг вырвалось у меня.

— Как знаешь. У меня тоже рис не лишний, — обиженно буркнула она, сердито глядя на меня, и палочки [14] Во Вьетнаме едят палочками; их обычно делают из дерева или кости. у нее в руке задрожали.

Раздраженное лицо хозяйки, ее вечно потный, трясущийся подбородок, знакомая обстановка харчевни — все вдруг отодвинулось куда-то в сторону. Передо мной снова встал берег канала, высокое дерево, и возле него продавец змей. Его ласковый голос снова спросил: «А ты почему не идешь домой?» В груди у меня что-то сжалось, к горлу подступил комок. Я не мог больше сдерживаться и заплакал.

Толстуха словно только этого и ждала. Она разразилась довольным смехом и тут же решила показать все свое великодушие:

— Ну ладно, сегодня я что-то совсем как сумасшедшая. Будет, не обижайся, тебе на меня грешно обижаться. Я ведь не на тебя, на этих пьянчуг зла: вино в кредит хлещут как из фонтана, а расплачиваться не хотят — тут и гроша у них не вытянешь.

И пошла, волоча ноги, зажигать лампу, несколько раз напомнив мне, чтоб я ел, а то все остынет.

Мне пришлось сесть за стол. Она не переставала сетовать на свою несчастную судьбу, на бессовестных пьяниц, которые пользуются тем, что она одна-одинешенька, и не стесняются ее обманывать.

— Некоторые, — жаловалась она на своих недругов, — вообще считают, что вот-вот враги придут и все спишется, и не только не хотят платить долги, но еще и угрожают вдобавок…

Она совсем забыла про еду, и тарелка перед ней стояла почти нетронутая.

— Только не на пугливую напали! — с вызовом заключила она и наконец поднесла палочки ко рту.

— Еще бы! — с набитым ртом подтвердил я.

— Верно ведь? Пусть никто…

— Угу… С вашим авторитетом никто вас и пальцем не тронет!

Толстуха была довольна моей лестью. Но и в самом деле, в этом селении даже самые отъявленные бандюги не посмели бы коснуться и волоска на ее голове. Здесь почти все были у нее в долгу. Она всем давала деньги, а за каждый пиастр [15] Пиа́стр — основная денежная единица в Южном Вьетнаме. в день набегало пять су. Потому-то и здоровался с ней на улице каждый встречный. Она хорошо умела из всего извлекать выгоду, и два засаленных кармашка на ее блузке, заколотые английскими булавками, продолжали разбухать.

— Ба Нгу сегодня приходил? — вдруг спросила она.

— Я встретил его утром возле рынка. Он купил большую змею и приглашал меня на суп из ее мяса.

— Ах вот что! Не иначе, взял себе деньги, что мои должники для меня передали!

Я убрал посуду и, не зная, чем еще заняться, набрал воды в чайник и поставил кипятить. Толстуха отдыхала на бамбуковой лежанке, лениво обмахиваясь веером и жуя бетель [16] Бе́тель — кустарниковое растение, листья которого имеют пряный вкус; в лист бетеля заворачивают орех арековой пальмы и немного извести и жуют, наподобие жевательной резинки. .

Ночь была очень душной, без малейшего ветерка. Послеобеденная гроза, видно, показалась природе расточительностью, и сейчас, когда пришла ночь, духота все тяжелее наваливалась на землю.