Раджаб Амонов - Весна в краю родников

Венчали красоту большого, любовно изготовленного изделия треугольные лоскуточки из цветной ткани, они крепились на двух выступающих концах диагонально скрещенных планок. Говорилось, что цвет безразличен, лишь бы поярче. Но мы, мальчишки, видели, что каждый из любителей постарше хочет считать эти треугольнички не просто украшениями, а символом нашего советского флага, реющего в поднебесье, и поэтому непременно выбирает красный цвет. Ну, а мы подражали старшим.

Я тоже смастерил однажды большого воздушного змея, да только жаль, полет завершился неудачно…

Рамку небольшого воздушного змея обычно делали из камыша, для большого требовалось что-нибудь покрепче. Лучше всего подходили планки из сосны, древесина которой прямослойна, легко и ровно колется. Где же мне раздобыть сосновую дощечку, кто расщепит ее, остругает рубанком планочки?

Вот кто мне поможет — мой дружок Толиб! Он хороший мальчик, его не придется упрашивать. Вся его родня плотники, сам Толиб помаленьку начинает учиться плотницкому ремеслу у своего брата, высокого доброго парня.

Мы пошли с Толибом в плотницкую мастерскую. В центре длинного помещения находился верстак, покрытый стружками и опилками. Сколько тут, в этом помещении, всяких досок, реек, планок… Вон те толстенные балки, наверное, для потолков. Потоньше — стропила. Столбы, покрытые резьбой… Я догадался, что это опоры для чьей-то веранды.

Нетрудно было сообразить, что вот эти заготовки — для изготовления сундуков, а из тех получатся табуретки.

Я даже не подозревал, что у плотников бывает столько разнообразных инструментов. Массивные фуганки; юркие, отполированные ладонями рубанки и шерхебели; пилы большие и малые, с зубцами мелкими и крупными; долота широченные и узенькие, как школьное перышко. Были среди инструментов такие, которых я раньше не видывал, — например, топор с топорищем поперек лезвия. Не топор, а какая-то тяпка, кетмень.

У меня прямо-таки зачесались руки, так хотелось бы попробовать весь этот инструмент, построгать доску, выточить ножку сандала, попробовать, не получится ли у меня резьба по дереву.

Брат Толиба как раз украшал резьбой подпорный столб. Острие тонкого изящного долота чуть касалось древесины, и под ним вспыхивала, как золотистое пламя, курчавилась нежная стружка, возникал узор. Только тут я понял, как возникают те тонкие рисунки-кружева, которые можно видеть на деревянных колоннах чайхан, медресе и террас богатых домов города.

Рядом с молодым мастером, так ловко орудующим долотцем, примостился его отец с инструментом в руках и обрабатывал балясину для колыбели.

Толиб поискал в углу мастерской планки для меня, прикинул на глаз, достаточно ли они ровны, попросил брата пройтись по ним рубанком. Надо, чтобы они были одинаковой толщины и гладкие, без единой заусеницы.

— Да что же ты, разве сам не сумеешь? — удивился брат.

— Для хорошего воздушного змея не сумею…

Плотник укрепил планку на верстаке, коснулся рубанком, словно играючи; перевернул, еще раз перевернул, каждый раз снимая легким движением стружку. Потом провел по планке, едва касаясь, фуганком. Дерево стало как отполированное, каждая его грань будто туго натянутая ниточка.

Брат Толиба не мерил толщину моих реечек, а подгонял на глаз. И все равно они сделались одна к одной, не отличишь друг от друга, точь-в-точь как карандаши в лавке. Я думаю, Толиб ни за что не сумел бы так. Хорошо, что он не взялся строгать, а упросил брата.

Больше я ни к чьей помощи не прибегал и делал все сам. Размахнулся на полтора листа! При таком размере змея пришлось-таки повозиться с узорами, но это ведь очень интересно и увлекательно.

Бумага отлично натянулась на рамку из прочных и ровных планок. Пусть подсыхает клей, а я тем временем изготовлю хвост. Бабушка дала мне кипу старой ваты, я поделил ее на пушистые клочки. Для воздушного змея в полтора листа нужен хвост длиной в пять метров. На шнур такой длины я и нанизал шарики ваты.

Ну, теперь сделать флажки… А из чего их сделать? Потребуется треть метра красной ткани, но язык не поворачивается просить. Наконец я решился и обратился к бабушке:

— Придумай что-нибудь!

Она ничуть не против моего увлечения, даже рада, что я умею мастерить, но на лишние расходы идти не может.

— Каждый день ты что-нибудь выпрашиваешь, а мне где взять? — хмурится она.

— Бабушка, миленькая, да ты погляди, какой у меня красавец получился, какие яркие на нем узоры… Ведь без флажков это вовсе и не змей, а какая-то козлиная голова!

Бабушка молча извлекла свой заветный узелок с лоскутами и старой одеждой, которую уже носить невозможно, но и выкинуть почему-то жаль. Положила узел на пол, развязала его и достала лежалое женское платье. Она долго разглядывала платье и просто так, и на свет, с сожалением покачивая головой. Платье было такое старое, что уже потеряло цвет, поблекло.

Бабушка решительно разорвала платье и отделила мне порядочный лоскут. Да из него столько флажков получится! Надо лишь предварительно окрасить лоскут в красный цвет, высушить. Это я и сам сумею сделать.

Флажки у меня вышли очень хорошие, пламенно-красные. Да и вообще я сделал все на совесть, так что мне было не стыдно позвать к себе на следующий день после школы своего друга Исмаила, пусть полюбуется вместе со мной.

— Молодец! Здорово у тебя получилось, — искренне восхитился Исмаил и нетерпеливо предложил: — Давай прямо сейчас и запустим? Видишь, ветерок!

— Да, запустишь… — отвечаю я уныло. — Шпагата нет!

— Попросим у кого-нибудь.

— У кого? Кто даст? Каждый побоится: вдруг змей вырвет веревку из рук и унесет ее…

Исмаила зовет мать, он убегает. А я размышляю, где бы добыть денег, чтобы купить шпагат. У бабушки я просить не буду, мне стыдно.

Выручил меня Шарифбой. У него почему-то почти всегда водятся денежки. Он охотно дал мне в долг монету, я могу купить целый моток шпагата. Эх, если бы иметь два мотка, мой змей полетел бы под самые облака!

— Шарифбой, дай мне еще одну монетку… — решаюсь я. — Уж запускать так запускать, чтобы весь город увидел мои узоры…

— Я могу дать тебе в долг еще одну монету, могу, но зачем? — взялся со взрослой степенностью увещевать меня Шарифбой. — Важно, чтобы твой воздушный змей летел, а высоко ли он взлетит или не очень, разве это так важно? Я не хочу, чтобы ты из-за своих прихотей становился транжирой, понимаешь?

Шарифбой всего года на два старше меня. Как говорится, он лишь пару рубашонок раньше меня износил. Но нелегкая жизнь научила его рассуждать по-взрослому. Отца у него нет. Мать Шарифбоя больна, она давно прикована к постели, и мальчику приходится ухаживать за матерью, бегать на базар за продуктами, а чтобы заработать на жизнь, он помогает в лавке продавцу. И при всем при этом Шарифбой аккуратно ходит в школу, всегда рад помочь любому делом или советом.