Виталий Коржиков - Пусть посмотрит в глаза граница

- Спасибо, Николай Акимович! - обрадовался Алёша и, благодарно кивнув, скрылся в своей комнате.

А часа через полтора он уже весело пробивался по камышовой тропинке, за спиной его подпрыгивал ранец, а под мышкой белела большая бумажная труба.

…У школы шумели ребята: малыши на солнышке играли в «пятнашки», старшие сидели на пороге, поглядывая, когда появится Иван Кузьмич, хотя до начала уроков оставалось минут пятнадцать. Зина заглядывала в учебник, повторяла отрывок из былины, а Мышойкин, похрустывая огромной морковкой, заинтересованно смотрел на камыши - ждал появления Ломоносова.

Камыши не шевелились, и Мышойкин стал что-то соображать и посматривать то на Поросюшу, то на Митю, будто хотел что-то спросить.

Но в это время кто-то крепко хлопнул его по плечу. Испуганно оглянувшись, он увидел Ломоносова, который вынырнул совсем с другой стороны.

- Привет! - весело сказал Ломоносов.

- Привет! - радостно откликнулся Мышойкин.- А я тебя жду! Задачи решил?

- А то! - сказал Ломоносов.

- Дай, а? - оглянувшись, попросил Мышойкин под строгим взглядом Зинки.

- Возьми! - щедро сказал Ломоносов.

- Да где?

- А здесь! - Ломоносов хлопнул себя по лбу длинным свёртком бумаги.

- А говорил - решил! - презрительно усмехнулся вдруг Мышойкин и махнул морковкой, всё глядя на бумажную трубу.

- А чего сам делал-то? Небось ждал, пока отец картошки начистит?

- Да нет,-сказал Митя,-он сегодня морковкой обходится!

- Морковкой? - посмотрел Ломоносов.-А ничего, молодец! Какую здоровую вынянчил!

- А это не он! - мгновенно вмешалась Зинка. - Это Варвара Ивановна вырастила. С нами! А он на пороге сидел.

- А хрумкает он! - сказал Ломоносов и вдруг остановился, удивлённый неожиданным поворотом мысли.

- Ты гляди! - повернулся ко всем Алёша.-Он хрумкает, а у наших друзей-пограничников морковка на кухне кончилась! Вот это да! - И он снова взмахнул своей непонятной бумажной трубой.-Куда это годится?!

Зина быстро забегала глазами, будто забеспокоилась, и почему-то подняла ранец.

Тут из калитки вышел Иван Кузьмич, открыл школу, и ребята вошли в класс, рассаживаясь по партам.

За две первые, у окна, сели четверо первоклашек. За ними второклассники Жучков и Жуков, следом три третьеклассника и две одинаково круглые сестры Ершовы - четвёртый класс. А пятый класс разместился справа, у географической карты полушарий.

Иван Кузьмич просмотрел задания у младших, пожурил, похвалил и раздал работы на урок: первоклассникам положил заготовленные с вечера классные тетради - писать по две строчки цифру «2», второклассникам и третьеклассникам отметил в тетрадках номера примеров; сёстрам Ершовым дал составленную для них на листках контрольную. И пока младшие занимались письменно, приготовился разобрать со старшими домашнее задание у доски.

Тем временем Мышойкин заглянул в задачку к Мите и переписал решение. А Ломоносов, достав тетрадь, хотел вписать в неё порядок действий хотя бы цифрами, но почему-то завозился и вытащил из ранца полную горсть рисовых зёрен.

В это время половицы скрипнули, и, встав перед партой, Иван Кузьмич спросил:

- Ну как задачи, готовы?

- Готовы! - быстрее всех ответил Мышойкин.

Остальные промолчали, а Ломоносов вздохнул.

- А у тебя что? - строго посмотрел Иван Кузьмич.

- Да вот,-сказал Ломоносов.-Поросюша на комбайне подвиг делает, а какой-то хрюша рассыпает.-Он показал зерно.-Я как увидел, так вот вашему Василию полсумки набрал! Вон как требует! - Алёша кивнул на окно.

За окном в самом деле кричал изо всех сил Василий.

- Я тебя не про это спрашиваю,-сказал Иван Кузьмич,-а про задачи!

- А задачи решил. Могу к доске! Идти? - спросил Алёша.

- Только сделал не в тетради, - уточнил ехидно Мышойкин (из-под верхней губы показались два остреньких беленьких резца).

- Ну, в голове,- улыбнулся Алёша.

- У тебя всё в голове! - вздохнул Иван Кузьмич.- У Мышойкина в тетради, у других в тетради! А у тебя в голове!

Зинка что-то проворчала, громадные уши Мышойкина покраснели, аккуратненькие Зинины побелели, но Иван Кузьмич одёрнул её взглядом и закончил:

- Ты всегда не виноват! Голова виновата. Вот этой умной голове я и поставлю двойку! - сказал Иван Кузьмич и открыл журнал.

- Так на этот раз не голова, а руки,-улыбнулся Алёша.-Руки не дошли!

Иван Кузьмич посмотрел на зерно:

- Из-за этого, что ли?

- Да нет,-сказал Алёша, ссыпая зерно в ранец, хотя и оно было виновато, что не успел записать. - Не это. А вот!

Он взял бумажную трубу, развернул, и все увидели написанные на ватмане большими красными буквами слова: «Нашим друзьям-пограничникам пионерский привет!»

- Как, ничего? - спросил Ломоносов.- Годится?

- Вот это да! - сказал кто-то из малышей.

Митя одобрительно улыбнулся, а Мышойкин сказал:

- Да так бы и я смог!

- Ты бы всё смог! Особенно задачи решать да морковку хрумкать! - сказала Поросюша.

А Иван Кузьмич прошёлся по классу и сказал:

- Ох, Ломоносов, вперёд забегаешь. Ну, написал плакат, а вешать куда?

- Так на стенку!

- Побелить бы сначала, привести в порядок! - вздохнул Иван Кузьмич. Варвара Ивановна поручила ему договориться в совхозе насчёт побелки, да вот не успел, не расста рался.

- Так и побелим!- твёрдо сказал Ломоносов.-Сегодня суббота, в воскресенье к нам не придут. А мы и управимся!

- Может, ты берёшься ещё и побелить? - с иронией спросил Иван Кузьмич и вздохнул.

- А что? - сказал Алёша, призывно оглядывая всех.- Берусь!

Сразу после уроков под наблюдением петуха Василия Ломоносов провёл с ребятами короткое совещание. И к удивлению Ивана Кузьмича, школа быстро опустела.

Совхозные ребята, не дожидаясь машины, пошли толпой по дороге. Поросюша с оглядкой, подбросив на спине тяжёлый ранец, отделилась от всех, и скоро её красная куртка уже виднелась на пути к заставе.

А Ломоносов, добравшись до санатория, попросил вызвать дежурную сестру Полину Ивановну и, едва она, поправляя косы, появилась на пороге, с таким жаром стал выкладывать ей всё про школьные дела, про вожатых с заставы и про надобность побелки, что медсестра только улыбнулась сыну:

- Ну раз мой Алексей Иванович говорит, что нужна подмога, значит, нужна. Поговорю с народом, попробую.

И уже через час, сдав дежурство, она подходила к дому известного теперь на весь край комбайнера Поросюши. Чем ближе она подходила, тем слышнее становились причитания его маленькой бойкой жены, Марьи Ивановны, которая в красных, как у Зинки, сапожках бегала по двору. Она заглядывала то в пустую кадушку, то на стоявший у печи летний стол, то снова в кадушку и всплёскивала руками:

- С утра надёргала кучу морковки к капусте - и нету. Вытащила для Бобки из щей кость - и нету! Приготовила целлофановый мешок идти за солью - и мешка нету. И Зинка запропастилась.