Виталий Коржиков - Пусть посмотрит в глаза граница

- Руки вверх!

- Да ты что,- опешил боцман.- Девочка?! Ничего себе шуточки. Это-то с аквариумом и с чемоданом?!

Но девочка вытащила из кармана, подбросила в руке такой овальный чёрный предмет, что могучий боцман вытянулся и вскрикнул:

- Девочка, не шути!

В руках у неё тяжело чернела лимонка.

- Вперёд! - сказала девчонка, пропустив его мимо себя.

И, обогнувший весь мир, боцман, с чемоданом и аквариумом, пошёл по родной улице под опасным конвоем.

Кое-где открывались калитки, распахивались удивлённые окна, поскрипывали настороженно двери.

И вдруг из дома Поросюши вывалила на улицу с шумом изумлённая и вмиг онемевшая толпа: подбрасывая деревянную гранату, Зина Поросюша конвоировала родного дядьку.

- Ну, броня крепка! - крикнул раскрасневшийся Иван Антоныч. - Паша! - И бросился обниматься.

- Паша, Пашка! - закричал выбежавший следом комбайнер, а Марья Ивановна, бросив взгляд на чемодан, запричитала:

- Пашенька, Пашенька! - и начала обнимать обоих, но сделать это было не так-то просто: сила обнимала силу.

- Это же твой родной дядя, Зина! - вдруг спохватилась Марья Ивановна, потому что обнимавшийся боцман всё ещё косил глазом на лимонку в руке племянницы.

Но Зинка, пряча в, карман гранату, измерила его неприязненным взглядом и сказала:

- А зачем дядя украл Удара?

- Зачем он украл Удара? - повторил вышедший из камышей Мышойкин.

- Кто, я? Почему украл? - спросил обиженный боцман.

Иван Антоныч тоже смотрел на боцмана с недоумением. Он-то понимал, что такого быть не может, но тем не менее Удар-то, броня крепка, сидел у Паши за пазухой!

- Да я его купил! Час назад! - сказал боцман.

- Где? - спросил Ломоносов.

- У мужика, на станции!

- В рыжей куртке и с красным носом? - спросил Алёша так, что все оглянулись.

- Ну да, точно! - обрадовался боцман: наконец нашёлся-таки человек, который его выручит из этой неловкости.- С красным носом и в рыжей куртке. - Боцман вытащил Удара и вдруг вспомнил: - Я же его для Зинки купил!

Вокруг раздался хохот.

Удар прыгнул Зине в руки, и она прижала его к себе так, что сразу стало понятно: есть на свете у человека удача!

А освобождённого из-под стражи боцмана уже вели в дом, усаживали, угощали, и Иван Антоныч, положив руку ему на плечо, спрашивал:

- Так ты из Японии? Из Индии? И в Австралии бывал?

А напротив сидела Варвара Ивановна, внимательно прислушивалась, и в темных её глазах перемежались умные огоньки.

Через три дня в классе, так увешанном сияющими географическими картами, что казалось, вокруг гуляют волны всех океанов, боцман Поросюша рассказывал ребятам о дальних странах - о храбрых ребятишках Вьетнама и Кубы, о маленьких грузчиках Гонконга и ловцах раковин с Новой Гвинеи…

Указка его уже останавливалась в полусотне точек - и ребята то окунались с ним в синь Средиземного моря, то вытаскивали акул у берегов Тасмании. И Алёша Ломоносов так и видел перед собой мачты, разбухшие от влаги морские канаты. Казалось, только палуба шастала под ногами.

И Варвара Ивановна да и Иван Кузьмич тоже словно бы уплывали с партой куда-то в незнакомую даль.

Но вдруг боцман остановился и посмотрел за окно намётанным морским глазом.

Небо было предельно чистым. Сопки синими. В воздухе проплывали последние тёплые паутинки…

А по земле, по крепко укатанной дороге, мимо школы шли три перебранивающихся мужичка, и лицо одного из них, его красный нос, его ужимки были очень знакомы боцману.

Боцман хотел что-то предпринять, но прерывать беседу о морских далях и дальних странах счёл неудобным, и троица скрылась за поворотом.

Но для Ломоносова дальних морей сейчас уже не было. Потому что рядом была граница. Он наклонился к Мышой-кину и стал давать какие-то наставления.

После обеденного перерыва, как только завмагом Прасковья Потаповна открыла дверь, Мышойкин зашёл в магазин и, купив буханку хлеба, стал прицениваться к конфетам. Его торопили - за ним стоял Иван Антоныч, снова пришедший за батарейками, ещё соседка и уже весёлый строитель в рыжей куртке.

Вдруг в магазин влетел запыхавшийся Ломоносов и, протянув продавщице горсть монет, перед самым носом мужичка крикнул:

- Прасковья Потаповна! Ещё два!

- Чего два? - едва повернулась удивлённая продавщица.

- Так билета! - тяжело дыша, сказал Ломоносов.

- А что ж так быстро? Выиграл?

- Ну!

- А что?

Он промолчал, но тут же попросил снова:

- Так вы дайте.

- Ты смотри! - удивилась продавщица.-Недавно уговаривала, а тут сам просит! - И она протянула ему два билета.

Алёша хотел было выбежать, но, увидев Мышойкина, остановился и что-то таинственно и восторженно зашептал ему на ухо, а на вопрос: «Куда?» - махнул: «Туда!» - и побежал по дороге к сопке.

- Ты смотри! - сказал Иван Антоныч.-Бывает же! Что ж он выиграл? - спросил он у Мышойкина, и все повернулись к Вите.

Мышойкин замялся.

- Тоже, подумаешь - тайна! - сказал Иван Антоныч, покачав головой, и улыбнулся: - Машину?

И Витя, поколебавшись, сказал:

- Мопед!

- Ишь ты! А чего же он в лес?

- Спрятать билет,-объяснил Витя.-А то ещё дома раз - и билетика нету!

Иван Антоныч вскинул голову и опустил глаза: «Ты смотри!» Он был о Ломоносове другого мнения.

А продавщица забубнила:

- Вот так, такие вот детки!

- Шутит? - полувопросительно сказала жёлтая куртка с красным носом, когда Витя вышел.

- А чего ему шутить? Какой смысл? Сами его и агитировали! - сказал Иван Антоныч.

И тут же, что-то припомнив и как-то незаметно отделившись от прилавка, шабашник махнул рукой ожидавшим его напарникам и, оглянувшись, скользнул за мелькавшей среди кустарников крепкой фигуркой.

…Всё, что случилось потом за каких-нибудь полтора часа, взбудоражило посёлок, заставу и санаторий на хорошую неделю.

Поплутав по самым крапивным местам и наслушавшись за спиной пыхтения и покрякиванья, Алёша быстро пошёл по запутанной стеблями винограда сопке.

Сделав и по ней несколько кругов, он наконец выбрался к дуплистой, заметной с пограничной вышки сосне, приложился к стволу ухом - нет ли в глубине заснувшего миши. Подтянувшись на сучьях, он опустил в дупло три сложенных лотерейных билета, прикрыл листвой и юркнул в багульниковые заросли, где уже следил за ходом операции подоспевший Мышойкин.

Как только Лёшина голова скрылась в кустарнике, на прогалину - весь в репьях - выбрался из чащи вспотевший шабашник.

Он оглянулся, нацелился цепким взглядом на дупло.

Оно темнело высоковато.

Сбросив рыжую куртку и наступив на кучу хвороста, он обхватил ствол и стал подтягиваться, но не удержался и съехал в багульник.