Юлия Радченко - Под заветной печатью...

С ее помощью удалось получить разрешение на продолжение работы.

И все-таки после выхода седьмого тома, в 1759 году, грянула буря. Был издан декрет, запрещающий издание следующих книг и требующий уничтожения уже появившихся. Ближайший помощник Дидро, его соредактор Д’Аламбер отказался продолжать работу и признавался, что «измучен оскорблениями и придирками всякого рода».

Дидро тоже устал. Ему уже за сорок, он по-прежнему бедствует, перебивается уроками, переводами. Ему хочется отдыха и покоя. Тем не менее когда Вольтер, сочувствуя и жалея, уговаривает его прекратить издание, Дидро отвечает: «Оставить Энциклопедию — это значило бы покинуть поле битвы и поступить так, как желают преследующие нас негодяи… Что же остается нам делать? То, что прилично мужественным людям, — презирать наших врагов, бороться с ними и пользоваться, как мы пользовались ею прежде, глупостью наших цензоров…»

Проходит немного времени, и вдруг с далекого севера, из России императрица Екатерина II, которая всего девять дней как захватила власть и вступила на престол, предлагает издавать Энциклопедию в своей стране.

Что это — близорукость или чрезмерная дальновидность?

Пройдут годы, и Екатерина скажет про Энциклопедию, что видит в ней всего две цели: первую — уничтожить христианскую религию, вторую — уничтожить королевскую власть. Но это позже, а сейчас она неоднократно повторяет предложение перенести издание знаменитого труда в Ригу или иной город Российской империи, обещая полную свободу, деньги, славу. Вольтер в восторге от великодушия русской царицы. Он находит у нее сильный мужской ум и подчеркивает это полушутливым обращением «Екатерина Великий». «Вас домогается героиня», — сообщает Вольтер Дидро. Однако тот отвечает: «Нет, дорогой и знаменитый брат, мы не поедем заканчивать Энциклопедию ни в Берлин, ни в Петербург по той простой причине, что сейчас, когда я вам пишу, ее печатают здесь и предо мной лежат гранки… Наш девиз таков: никакой пощады глупцам, преступникам и тиранам, и надеюсь, вы во многих отношениях с этим девизом согласны».

Энциклопедию все же продолжают издавать во Франции: слишком большие доходы приносит она издателям, чтобы они от этого отказались, и поэтому они пускают в ход все связи, аристократические и придворные. Сам Дидро по-прежнему, конечно, довольствуется до смешного малым вознаграждением, но он счастлив тем, что издание будет завершено и дойдет до подписчиков.

Ну, а Екатерина, в чем же все-таки смысл ее предложения? Разумеется, эффектный жест на всю Европу, о котором заговорят при всех дворах, — жест просвещенной государыни. Разумеется — стремление обмануть, приручить могучих отрицателей. Но не только это и не так просто!

О смысле просвещенного абсолютизма русской императрицы немало спорят в науке. Не вдаваясь в подробности, заметим все же, что Екатерине II, правящему дворянскому слою в России были необходимы многие достижения культуры, цивилизации. Без новых мануфактур и школ, без кораблей, мостов, пушек, без занимательных книг и шедевров искусства было уже немыслимо сильное, блестящее дворянское государство. Екатерина II мечтала срывать плоды просвещения, но плоды «съедобные», безопасные для обитателей дворца.

Ей казалось, что, ввиду отставания России от Франции и других европейских стран, еще не скоро появятся такие опасные «спутники просвещения», как стремление к свободе, к свержению авторитетов. Поэтому, хорошо зная, что Вольтер и Дидро враги своего короля, своей церкви, что они уже отсидели во французских тюрьмах, Екатерина тем не менее надеялась, что в России они не скоро найдут столь дерзких последователей, зато пока что их ум и влияние, их «прирученные идеи» могут быть использованы для укрепления просвещенного самодержавия.

Таким образом, некоторым просветителям, Вольтеру, может быть, и Дидро, на некоторое время представилась просвещенная «идеальная» самодержица.

Итак, не боясь пока вольной мысли, русская царица весьма дорожит репутацией просвещенной монархини, переписывается не только с Вольтером — со многими знаменитыми философами, оказывает им покровительство, постоянно приглашает к себе. «Двор Екатерины II, — заметит Энгельс, — был превращен в штаб-квартиру просвещенных людей того времени, особенно французов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение Вольтера и других, что они воспевали „Северную Семирамиду“…»

Между тем в России Энциклопедия сразу завоевала немало поклонников. «Санктпетербургские ведомости», издававшиеся Академией наук, подробно информируют о выходящих томах, о всех перипетиях, происходивших с изданием. Уже в 1767 году появляются первые русские переводы. В течение последующих одиннадцати лет было переведено и издано около 480 больших и мелких статей, причем сборники выходили немалыми для того времени тиражами — в 600 и 1200 экземпляров!

В Энциклопедии содержалось множество статей, непосредственно относящихся к России: Башкирия, Камчатка, Татары, Царь, Кабак и т. д. Казалось бы, мирная география, статистика — то, что полезно для всех и для России. Но рядом статьи, касавшиеся самых острых политических и философских вопросов, которые знакомили с духом Энциклопедии широкий круг мыслящих русских людей. И скоро откроется, что Екатерина II переоценила покорность и наивность своих подданных. Статьи Дидро и его друзей будили «горячие мысли» и в российских снегах: да могло ли быть иначе, если в статье «Деспотическое правление» русский читатель обнаруживал такие строки: «В таком правлении жребий людей с участью скотов не имеет никакого различия», а в статье «Тиран» говорилось, что тиран «взирает на своих подданных, яко на подлых рабов, яко на создания иного и худшего вида, определенных только для угождения его страстям, помышляя притом, что во вред им все чинить ему дозволяется».

Поэтому в России рядом с восторженными поклонниками сразу же объявятся противники энциклопедистов, и в первую очередь враги Дидерота, «ненавистника тронов и развратителя умов».

Один мемуарист, ненавидевший революцию и революционеров, напишет позже, что ему не раз приходилось видеть и слышать, как «полупросвещенные повесы проповедовали безбожие и клялись Вольтерами и Дидеротами».

Один из современников, князь Лопухин, озаглавит свой труд «Рассуждение о злоупотреблении разума некоторыми новыми писателями и опровержение их вредных правил». «О, бесчеловечные писатели, — восклицает он, — в какое несчастье повергся бы человеческий род, если б удовлетворилось ваше пагубное желание и если б могли подействовать змеиным жалом начертанные книги ваши!»