Николай Морозов - Юта

- Я её знаю, - серьёзно произнёс Мишка.

- Вот и отлично… А мы сидим здесь целый час и не знаем, что делать. Надо передать Павлу Петровичу письмо, а как?.. Крутились, крутились около деревни, думали, встретим своих - и никого! Хоть плачь. Самим в деревню идти опасно… Хорошо, что увидели тебя! - Борис вытащил из кармана письмо. - Подъезжай-ка поближе… Береги, Юта! - И доверительно сообщил: - Там мы лошадь просим. Очень нужна, на новом месте устраиваемся.

- А где это место? - спросила Юта.

- В лесу, в лесу…

- Ладно. - И вдруг Юта предложила: - Если вам надо лошадь, возьмите мою Волну.

Борис с Мишкой переглянулись. По лицу Бориса пробежала лёгкая улыбка.

- Ты у нас молодец, но как же так можно? Тебе же попадёт! Да и кто же принесёт нам ответ? Ты приходи-ка завтра в это же время вон к той сосне. - Борис указал на противоположный берег; там, на мелколесистом пригорке, за которым начинался настоящий лес, стояла могучая сосна. - Мишка тебя тут будет ждать. А ты уж ответ от Павла Петровича обязательно принеси. Хорошо? Будь осторожна. Знаешь, что случилось со мной. Всё потому, что был дураком… Ну, поезжай! Мы и так тебя долго задержали. Передавай привет Тане. Скажи, что ей шлёт привет дядя Коля. Она знает…

Через несколько минут Юта подъехала к заводским воротам.

- Эй, Фриц, открывай живо! - звонко крикнула она.

Из будки выбежал молоденький немецкий солдат и со словами: «О! Юта! Гут… Мольёдец, дьевушка!» - стал открывать ворота. Юта нетерпеливо прикрикнула:

- Живо! Schnelll

- О! Schnell…

Юта перебила:

- Не выйдет из тебя порядочного старика, Фриц.

- Фриц не старик, Фриц мольёдой.

- Давай, давай, мольёдой! - передразнила Юта.

Фриц расхохотался и широко распахнул ворота.

- Гут… Мольёдец, Юта!

Девочка шлёпнула Волну по крупу. Она торопилась. Ей не терпелось увидеть Павла Петровича и Таню, особенно Таню.

Павел Петрович чистил в стойле коня.

- Здравствуйте, Павел Петрович!

- Добрый день, Ютик! Нагулялась?

- Да. Можно к вам?

- А не боишься, что лошадь лягнёт?

- Это же Орлик! Он меня знает.

Она вошла в стойло и сунула Павлу Петровичу в руку письмо.

- Что это? - удивился он.

- Сами увидите. От партизан, - шепнула Юта.

Павел Петрович от неожиданности даже поперхнулся.

Взяв письмо, он быстро пробежал его глазами.

- Ты их… видела?

Юта кивнула головой.

До обеда Юта ни о чём поговорить с Таней не смогла - оказывается, Николай Алексеевич послал Таню и других девушек убирать помещения складов; Юту от такой тяжёлой работы он освобождал.

Таня задержалась и пришла только после обеда, когда Николай Алексеевич и Варвара Васильевна собрались на работу.

- Что так долго? - спросил Николай Алексеевич.

- Зато всё прибрали.

Когда Таня села за обед, Юта завертелась по комнате, обдумывая, с чего бы начать разговор.

- Что это ты сегодня такая непоседливая? - спросила Таня.

- Просто так! - Юта немного подумала и вдруг спросила: - А партизаны бывают только бородатые?

Таня рассмеялась.

- Чего ты хочешь? В лесу же нет парикмахерских.

- Парикмахерских-то нет, - всё ещё смеясь, ответила Таня, - но партизаны бывают и не бородатые.

- Откуда ты знаешь?

- Просто… ниоткуда, - засмеялась Таня. - Они же бритву и зеркальце с собой могут носить.

- А дядя Коля с бородой?

- Какой дядя Коля?

- Который тебе приветы посылает.

- Какие приветы?

Таня покраснела и, чтобы как-то скрыть своё смущение, сняла очки и, подышав на стёкла, стала протирать их носовым платком.

- Ага! - торжествующе воскликнула Юта. - «Какой дядя»! «Какие приветы»!.. Не знаешь?

- Говори толком, - оправляясь от смущения, сказала Таня.

- Зачем говорить о дяде Коле, которого ты совсем и не знаешь? - нарочито безразличным тоном произнесла Юта и села к окну.

- У меня есть дядя Коля, мамин брат.

- Он не партизан?

- Нет. Он живёт в Москве.

- Тогда это не тот дядя Коля, - лениво промолвила Юта и, взглянув в окно, заговорила о другом: - Скоро вечер. Наши придут. Может, и Павел Петрович заглянет…

- Откуда ты знаешь дядю Колю? - не утерпела Таня.

- Ага! - вновь раздался торжествующий голос Юты. - Всё-таки вспомнила дядю Колю? А то: «Какой дядя? Какие приветы?» Ну ладно, слушай, я ведь не ты.

Юте уже надоела эта игра, и она рассказала Тане, как встретила у реки Бориса Рязанова и Мишку-цыганёнка…

Утром Юта поскакала на условленное место. Выехала немножко раньше, чтобы не опоздать.

Переправившись бродом через реку, она поднялась на пригорок, оставила Волну в мелколесье и пошла к сосне.

Почему-то в груди стучало сильно.

Почему-то сердце волновалось - от радости ли, от смущения ли, а может, от того и от другого.

Почему-то глаза метались непроизвольно по сторонам, ища и боясь встречи…

Сосна действительно была великаншей: яркие лучи солнца бесследно терялись в её пышном хвойном наряде, коричневый ствол был могуч и строен и неколебимо стоял, опираясь на силу мускулистых корней, которые, словно богатырские руки, ушли от натуги под землю, приподняв над нею свои покатые плечи. Юту на какой-то момент поразило это огромное, удивительно красивое дерево - издали оно казалось чуть-чуть повыше других. И вдруг её глаза округлились от ещё большего изумления: на коричневой коре сосны она увидела своё имя, вырезанное ножом. Первое, что пришло ей в голову, - это: «Значит, Мишка здесь!» Она быстро отвернулась от дерева - ей стало немного как-то не по себе; не потому, что было стыдно за Мишку, который портит деревья, - она даже и не подумала об этом, - а потому, что её имя было вырезано Мишкой, и потому, что он мог заметить, как она смотрит на его «работу».

Юта не заметила, откуда появился Мишка; он вырос перед ней, будто с сосны свалился, - деловой, озабоченный; не поздоровавшись, спросил:

- Принесла?

- Вот. - Юта сунула в его смуглую руку свёрнутую трубочкой записку.

Мишка развернул её и возвратил Юте.

- Прочитай!

- Разве можно?

- Мне можно. Приказано.

- Ты и читай!

Мишка хмуро надломил брови, пожевал нижнюю губу и нерешительно сказал:

- Тебе тоже можно… Приказано.

Записка начиналась словами: «Дорогой дядя Коля! Я несказанно рад, что наконец-то вы здесь, рядом с нами…» Дальше Павел Петрович писал насчёт лошади. Он договорился с Николаем Алексеевичем: лошадь можно взять с завода в любой день. Ему только надо знать, когда и куда привести её для передачи партизанам; лучше это сделать вечером между семью и восемью часами, когда на заводе меняется караул. В конце записки Павел Петрович просил, если будет возможность, подбрасывать ему сводки Совинформбюро посвежее и вообще не забывать о нём, «а то, - писал он, - скучно живём. Хорошо бы встретиться».

- Понятно! - проговорил Мишка, выслушав Юту. - Передай Павлу Петровичу, что сегодня и завтра вечером буду ждать лошадь здесь. И ещё вот… - Он достал из-за голенища продолговатый свёрток. - Тут вот сводки… Нам с самолёта сбрасывают. В другой раз я положу их вот сюда… Иди-ка! - Мишка шагнул за дерево и, присев на корточки, показал на глубокий тайник, искусно сделанный между двумя толстыми корнями; только нагнув голову почти до самой земли, можно было его заметить. - Это твоя почта, - продолжал он. - Приходить сюда часто нельзя - засекут. А теперь иди. Передай, что лошадь жду.