Николай Морозов - Юта

Внезапно над окрестностью раздался пронзительный звук.

Через мгновение там, где стоял домик Варвары Васильевны, взметнулась к небу сплошная стена разрыва. Варвара Васильевна ахнула, сделала несколько неверных шагов под гору, но, увидев вместо своего домика чёрную дымящуюся развалину, зажмурилась и вяло опустилась на обочину.

- Не надо, тётя Варя. - Юте показалось, что Варвара Васильевна заплакала. - Ехать пора…

Под вечер следующего дня поток беженцев начал втягиваться в большую деревню, расположенную на опушке леса. Неожиданно поток словно натолкнулся на непреодолимую преграду и стал растекаться по улицам, нарушая их тишину человеческими голосами, мычанием скота, скрипом телег.

Иван Иванович со своими спутниками задержался на площади, недалеко от обшитого свежим тёсом здания с яркой вывеской «Клуб». У крыльца шумела толпа.

И вдруг громко сказанные кем-то слова, беспощадные, как удар, заставили замереть толпу:

- Товарищи! Дальше идти некуда. Впереди, справа и слева - немцы. В любую минуту они могут быть здесь.

…Устраивались на ночлег у тех, кто не успел или не захотел покидать родную деревню, на сеновалах, на телегах, прямо под открытым небом.

Юта и Таня сидели рядом на возу, ели хлеб с салом и смотрели по сторонам.

Над крышами порхали сизые дымки - топились печи. Взад и вперёд сновали женщины с вёдрами, с чайниками, с чугунками. Под курчавой берёзой, рядом с клубом, старуха, подоткнув подол, доила бурую корову. Около изгороди, за которой начиналось картофельное поле, стояли цыганские кибитки. В одной из кибиток кто-то медленно перебирал струны гитары. Густой бас тихо напевал:

Юта долго искала глазами Мишку - этот смелый цыганёнок понравился ей, она даже очень хотела, чтобы он увидел её и, может быть, подошёл к их повозке, но его нигде не было видно.

Юте стало тоскливо. Почему-то вспомнился вокзал, с которого мать и сестра провожали её к тёте Варе. И показалось ей, что сидит она сейчас на этом вокзале и ждёт поезда, который увезёт её в Ленинград; люди тоже ждут поезда; дядя Ваня, тётя Варя и Таня провожают её; по радио передают концерт…

- Доберусь как-нибудь до тёти Елены, - вдруг произнесла Таня. - Куда же мне ещё?..

- Да чего там говорить, - заметил Иван Иванович и предложил: - Поедем обратно к нам; и вы тоже, Варвара Васильевна, вместе с Ютой; в тесноте, да не в обиде, разместимся. Как-нибудь пока перебьёмся, вместе-то даже легче будет.

Как это всегда бывает у хороших людей, в самые трудные минуты жизни каждый думает не только о себе, но и о других.

- Спасибо, Иван Иванович, только стеснять вас мы не можем, - сказала Варвара Васильевна, зная, что сам Иван Иванович человек больной, хоть и старается никому не показывать этого, семья у него большая - жена, трое своих мальцов да ещё один приёмыш. - Я вот что думаю, Иван Иванович… Километрах в двадцати живёт мой дальний родственник. Зоотехником на конном заводе работал. Обижался всё, что в гости не приезжала. Вот к нему-то мы и заявимся.

- А если он эвакуировался?

- Тогда возвратимся в посёлок. К вам.

- Я всё-таки, Варвара Васильевна, буду добираться до тёти Елены, - твёрдо сказала Таня.

Варвара Васильевна поняла: Таня не изменит своего решения. Учительнице было хорошо известно, что эта на первый взгляд несмелая, медлительная девушка удивительно настойчива. Однажды, когда Таня ещё училась в восьмом классе, она никак не могла решить задачу по геометрии. Можно было обратиться за помощью к брату, наконец, к однокласснице, что жила напротив - дорогу перебежать, но она не сделала этого. Просидев над задачей до утра и убедившись в своём бессилии, Таня в отчаянии сломала перо, изорвала тетрадь и объявила родителям, что в школу она не пойдёт.

Не помогли ни уговоры, ни угрозы - в школу Таня не пошла, а наплакавшись, заснула. Вечером она снова принялась за задачу и неожиданно для самой себя тут же решила её.

На следующий день Таня, весёлая и довольная, явилась в класс и, когда учительница поинтересовалась, почему она пропустила занятия, рассказала всё, как было: вчера она думала было совсем бросить школу - «коль такая бестолковая, незачем место в школе зря занимать», да потом опомнилась, особенно после того, как задачу решила.

- Ладно, Таня, иди к тёте, - согласилась Варвара Васильевна, - но оставь нам её адрес и запиши наш. В случае чего… Мы тебя ждём…

Откуда появился на крыльце клуба цыганёнок Мишка, никто не видел.

- Немцы едут! - По-мальчишески ломкий голос прозвенел, как внезапный выстрел.

На какое-то время деревня оцепенела: звуки гитары замерли, разговоры умолкли, даже лошади и коровы насторожились, и лишь безмятежные дымки продолжали струиться над избами и улетать в безоблачное небо.

Люди особенно остро, до боли в сердце, почувствовали: на них надвигается что-то чужое и зловещее. Ещё вчера это «что-то» посылало на их дома и на них самих смертоносные снаряды, но оно было от них далеко, а теперь рядом - вот уже отчётливо слышен незнакомо высокий рёв машин… Как поведёт себя это «что-то», когда встретишься с ним лицом к лицу?..

Из-за поворота выметнулось облако пыли, его словно выпустили из огромного пульверизатора. Резко пахнуло бензином. Облако толкнулось в придорожные кусты, завертелось, заклубилось, и вдруг на дороге появились сначала приземистая легковая автомашина, потом один за другим несколько тупорылых ядовито-зелёных грузовиков.

Не доезжая площади, машина на миг остановилась - немцы, вероятно, заметили беженцев, - затем рванулась вперёд и подкатила к клубу.

Молоденький немец в чёрном плаще, картинным жестом распахнув дверцу, помог вылезти из лимузина грузному офицеру.

Из грузовиков, гремя о борта подковами массивных ботинок, посыпались на землю грязно-серые фигуры солдат с автоматами.

Грузный офицер рывком снял фуражку и, обтерев белым платком лобастую голову, огляделся. По его толстым губам пробежала кривая усмешка. Он что-то сказал молоденькому немцу, и они оба засмеялись - один неестественно громко, другой заливчатым тенорком. Офицер оборвал смех неожиданно, а тенорок, не успев сразу выключиться, ещё заливался какое-то время, пока лобастый не крякнул сердито; и то- гда молоденький немец сконфуженно замолчал, поперхнулся, и из его глотки вырвалось что-то похожее на козлиное блеяние.

Юте стало смешно: она прыснула, но сразу же осеклась, почувствовав, как рука Тани дёрнула её за платье.

Офицер стрельнул злыми глазами в Юту и, изобразив на холёном лице нечто вроде улыбки, заговорил:

- Советские колхозники на собрании… - У него был почти чистый русский выговор. - О, собрание за чашкой чая! - Офицер разразился гогочущим смехом. - Мы вам не помешали? - Он снова загоготал. - Молчание - знак согласия, как говорят русские. В таком случае, приготовьте и мне чай, лейтенант, - обратился лобастый к молоденькому немцу, повторив приказ по-немецки.