Жанна Браун - Звонок из Ленинграда

— Полина Ивановна, я пойду, — грустно сказала Ксюша, — я завтра утром приду.

На улице Ксюша постояла немного. Тяжелые мысли ворочались в голове с трудом, как ржавые колеса. Тимины картины и разговор с Полиной Ивановной растревожили ее. Точно вошла она в их квартиру одним человеком, а вышла другим. И этому другому человеку почему-то хотелось плакать. Ну, уж нет! Ермаковы не сдаются! А может, люди растут не постепенно, а рывками? Может, она за это время немного подросла?

— Чего ты так долго? Мы ждем, ждем! — крикнул ей Колька.

Но Ксюша только махнула им рукой и медленно побрела по дорожке вдоль дома. Наверное, впервые в жизни ей захотелось побыть одной. Чтоб никто не мешал и не лез с разговорами.

Где-то там, далеко-далеко, за реками и долами, за бескрайней тайгой остался ее город. Отсюда, из Ленинграда, его и не разглядишь. Точка на карте. Но Ксюше он был хорошо виден и отсюда. Может, даже лучше. Вот она, ее школа… а возле школы, на скользанке Петька Григорьев опять, наверное, устроил кучу малу. Сколько раз из такой кучи Ксюша выбиралась без пуговиц. А чуть подальше, за углом, ее дом. И в этом доме на шестом этаже живет Наташа. Все ребята, как всегда перед каникулами, смазывают лыжи: готовятся к соревнованиям. Может, и Ксюша еще успеет… В прошлом году она заняла первое место среди вторых классов. Потому что всегда сама, как учил отец, смазывала свои и Наташины лыжи. А теперь Наташе некому смазать…

Ксюша словно увидела печальное лицо подруги. Такое же печальное, все запорошенное снегом, как тогда, возле проходной. Может, не надо было тогда вот так, сразу, обижаться на нее, а поговорить? Интересно, Тима поговорил бы? Конечно. Он сильный. Таким другом можно гордиться. И Наташа всегда гордилась Ксюшей и радовалась хорошим Ксюшиным делам больше, чем своим. А потом вдруг…

Ксюше внезапно вспомнился тот далекий разговор с библиотекаршей:

— Дружба на всю жизнь? Чтобы дружить всю жизнь, надо очень уважать друг друга…

И Красный уголок комбината… Софья Петровна тогда все спрашивала, спрашивала, а все молчали. Да они и не видели. Только Наташа знала. Ксюша будто увидела себя со стороны, как она стояла и тряслась от страха, что Наташа выдаст ее. А Наташа не выдала. Она верила, что Ксюша сама скажет… Может, она и плакала оттого, что Ксюша молчала? От стыда?

Ксюша остановилась и сунула сжатые кулаки в карманы. Конечно, Наташа перестала уважать ее после этого. А если нет уважения, какая же дружба? Что же делать? «Любая беда поправима, кроме трусости…» — это Софья Петровна тогда сказала. Значит, с Ксюшей случилась непоправимая беда… Ну, нет. Ермаковы не сдаются! Как только они вернутся домой, Ксюша сразу же пойдет к Софье Петровне. И конца каникул ждать не будет. Прямо домой. И отцу все расскажет. Хватит, один раз промолчала — и ничего хорошего не получилось.

От этого решения на душе Ксюши сразу стало легче. Она оглянулась и увидела, что к ней, размахивая портфелем, бежит Санька.

— Ищу, ищу везде, думал — заблудилась! Ты где была?

— В Сыктывкаре, — сказала Ксюша серьезно.

Санька ухмыльнулся. Он-то, конечно, был уверен, что она шутит. Ксюша не стала разубеждать его.

А через день Ксюша улетала домой. Такси мчалось по городу к больнице. Там Ксюшу и дядю Павла ждали отец и мать. Мама не могла больше задерживаться ни на один день, и прямо из больницы они поедут на аэродром. Поэтому тетя Наташа и Санька не смогли поехать их проводить.

Ксюша с грустью смотрела на город, пробегающий мимо. Город, который она так и не узнала, так и не успела увидеть. Немножко — в первый день, немножко — вчера, когда они вместе с Полиной Ивановной ездили на фабрику к Тиминой матери.

Ксюша была уверена, что фабрика такая же, как комбинат: и трубы, и корпуса со стеклянными галереями, и железная дорога с паровозами и семафорами. На самом же деле фабрика оказалась обыкновенным домом, и если бы не голубая вывеска с разноцветными буквами, никто бы и не догадался, что в этом доме печатают книги.

Если говорить серьезно, то эта фабрика начиналась не с вывески и не с проходной, которой на самом деле не было, а с раздевалки. Такой раздевалки нет нигде, даже во Дворце пионеров. Ксюша просто засмотрелась на цветастые сияющие витражи с рыбаком и золотой рыбкой, с жар-птицей, с парящими среди звезд космонавтами в голубых скафандрах.

А потом они с Полиной Ивановной оказались в странном помещении, состоящем из многих комнат. Комнаты все были без дверей и переходили одна в другую. Здесь горел дневной свет и гремели под каблуками Полины Ивановны железные полы.

Во всех комнатах работали машины, и все время слышалось: тук-тук, тук-тук… Одна машина напоминала бильярдный стол с вертящимся валом посередине. С одной стороны стояла женщина в черном халате, совала под вал листы картона, а с другой стороны вылетали аккуратные квадраты. Как объяснила Ксюше женщина, здесь резали картон на переплеты для книг.

Другая машина была похожа на ткацкий станок, только вместо материи на станке двигались широкие полосы рулонной бумаги. Ксюша засмотрелась, как работает машина. Работница еле успевала вынимать стопки нарезанной бумаги.

— Ксюша, поди-ка сюда, — позвала ее Полина Ивановна.

Ксюша оглянулась и увидела рядом с Полиной Ивановной женщину в голубой косынке. Женщина что-то быстро говорила и все время трогала Полину Ивановну: то поправит ей воротничок, то застегнет пуговицу на кофте. Ксюша подошла к ним.

— Вот, Мария, это и есть Тимина новая подружка, Ксюша.

Женщина стремительно обернулась.

Так вот она какая — Тимина мама. Если бы Полина Ивановна не сказала, кто это, Ксюша все равно узнала бы сразу. На всех Тиминых картинах женщины были похожи на нее. Такие же тонкие, с длинными шеями и горячими янтарными глазами.

Полина Ивановна достала из нагрудного кармана кофточки бумажку с телефонами Игоря Владимировича и протянула Марии.

— Ксения говорила с хирургом, он сам дал ей этот телефон. Позвони ему, Маша.

Мария помолчала. Потом положила руки Ксюше на плечи, наклонилась и близко-близко посмотрела ей в глаза. Близко и пристально, словно хотела увидеть в них что-то такое, что не видно другим.

— Ты мне нравишься, — наконец сказала она, — ты не отводишь взгляд. Знаешь моего Тиму?

— Знаю, — сказала Ксюша.

— Да откуда ей знать, — ворчливо сказала Полина Ивановна. — Я ж тебе все объяснила. Приезжая она. Совсем из другого города — у меня записано.

— Нет, знаю, — возразила Ксюша, — я его картины видела.

Мария неожиданно поцеловала Ксюшу в щеку и выпрямилась.