Анвер Бикчентаев - Большой оркестр. Сколько лет тебе, комиссар?

Артист взглянул на него испытующе и понимающе улыбнулся:

- Честь имею кланяться. Только вот жаль, не успел обменять свой сахарин на картошку. Повёз бы её сейчас бесплатно, за счёт холминской полиции., Но не беда. В другой раз приеду к вам с самим оберштурмфюрером. Тогда, надеюсь, вы станете обращаться со мной более вежливо.

Он всем видом показывал, что очень доволен таким оборотом дела.

Одноглазый во что бы то ни стало хотел послушать певца. То, что артист отказывался, почему-то задевало самолюбие полицая. Он настаивал.

- Спой любую! - взмолился он наконец.- Од-ну-то можешь?

- Просьба - другое дело,- после небольшого размышления согласился арестованный.- На войне как на войне… Только вот мне ни разу ещё не приходилось выступать со связанными руками.

- Это дело поправимое,- засуетился полицай.- Может, и чарочку примешь для настроения?

- Пожалуй, и от угощения не откажусь.

После того как ему развязали руки, он долго растирал их, сжимал и разжимал кулаки, точно желая восстановить кровообращение. «Дядька что надо,- залюбовался им Азат.- Не завидую тому, кто испробует на себе его кулачищи».

Гимнастика не понравилась начальнику.

- Не балуй,- нахмурился он,- у нас это не положено.

Арестованный не стал спорить. Он вообще оказался покладистым дядькой. Артист выбрал себе удобное место между окном и столом, запрокинул голову и запел.

Его голос грозной лавиной заполнил комнату и потряс душу мальчишки. Ошеломлённый необычным, сильным голосом, Азат застыл с разинутым ртом. Такое слышать ему не приходилось.

Песня вещала бурю, сулила надежду и гремела как гром.

- Осуши кружку да собирайся в путь-дорогу,- приказал начальник, как только песня тихо-тихо замерла.- Хорошо поёшь, ничего не скажешь, но всё же я вынужден тебя переправить до господина оберштурмфюрера. Не хочу иметь никаких неприятностей. С меня хватит.

Артист уселся за стол спиной к окну и в одно мгновение осушил большую кружку самогона. Довольно крякнул и потянулся за закуской…

Вдруг главный полицай ринулся к окну и, открыв раму, кому-то погрозил кулаком:

- Пошли вон! Чего столпились?

- А ну, выкормыш, маскируй окна! - приказал Одноглазый, зажигая керосиновую лампу.

Светомаскировка тоже входит в обязанности денщика. Азат, как обычно, взобрался на табуретку и только-только собрался опустить старую мешковину, заменявшую в этом доме штору, как позади раздался грохот. От испуга Азат чуть не свалился на пол.

Смотрит и глазам своим не верит: силач артист отшвырнул Одноглазого и смахнул со стола лампу. В следующее мгновение с грохотом опрокинулся стол. Азат увидел, как в тёмном проёме распахнутой двери мелькнула фигура артиста. Полицаи опомнились от неожиданности. Раздался выстрел. Один, другой, третий…

«Артист убежал!» - ахнул мальчишка.

Кто-то пулей кинулся к двери.

«Вот сиганул! - восхитился Азат, радуясь за артиста. И тут же подумал с отчаянием: - Неужели убили? Стреляли ведь три раза подряд…»

Азату стало страшно: а если это стрелял Одноглазый? Тот редко ошибается, и в погоню, наверно, он помчался.

- Света! - прохрипел в темноте главный полицай.- Эй, кто тут есть? Поспеши с лампой!

Азат не успел выполнить приказ, как со двора донёсся душераздирающий крик.

Начальник, а вслед за ним и Азат, каждый беспокоясь о своём, толкая друг друга, сбежали с крыльца. Их глазам представилась страшная картина: на земле, сцепившись живым клубком, катались Одноглазый и овчарка.

Улучив удобный момент, начальник выстрелил в собаку. Булка дёрнулась и уткнулась носом в землю.

Одноглазый с трудом поднялся и осмотрел своё обмундирование. Особенно пострадали его брюки галифе, которыми он очень гордился.

- Я хотел пустить её по следу артиста,- заикаясь, выговорил Одноглазый, когда к нему вернулся дар речи.- В такую ночь без собаки нечего делать, сам понимаешь.

- Экая незадача! Такую собаку пришлось расстрелять по законам военного времени,- посетовал начальник холминской полиции.- И артиста упустили. Глупо получилось! А видать, крупная птица была, опытный партизан.

- Одно слово - артист! - не то гордясь, не то огорчаясь, заключил Одноглазый.

Когда полицаи ушли, Азат подкрался к мёртвой овчарке, опустился на колени.

- Бедная Булка, твоя гибель зачтётся,- бормотал денщик, всхлипывая.

На улице его поджидал Коленька. Азат обрадовался: «Может, от Маринки получили весточку?»

Но достаточно было взглянуть на Коленьку, чтобы понять: нет, не принёс он радостных известий. Коленька стоял хмурый и чем-то недовольный.

Азат хотел поддразнить мальчугана - заговорить с ним о галушках. И тут же одёрнул себя. Может, Коленька вовсе и не обжора, просто ему не хватает. Ведь жратвы сейчас никому не хватало.

- Отец тобою недоволен! - выпалил Коленька.

- Чем, например? - изумился Азат.

- Твоей листовкой.

- Откуда он узнал, что именно я выпустил листовку? - спросил он, оторопев.

- По почерку. Отец все почерки знает.

- А почему же недоволен?

- Отец говорит, что ты превысил власть.

- Ты тоже так думаешь?

- Я тоже.

Мальчишки помолчали.

- Вчера у нас было ЧП,- начал Азат.

- Ну?

- Одноглазый арестовал какого-то артиста, но тот недолго думая смылся. Ему не понравилось ходить под конвоем.

- Знаю, что сбежал.

- «Знаю» да «знаю»! - рассердился Азат,- Откуда у тебя такие точные сведения?

- Оттуда,- неопределённо пожал плечами Коленька.- А теперь слушай внимательно. Тот Артист приходил за типографией. Ему Одноглазый помешал.

- Вон как! За моим чемоданом?

- Слушай дальше. Отец приказал тебе нынче вечером попытаться переправить чемодан по назначению. В сумерках за ним явится Артист.

- Разве он решится вторично появиться в селе?

- Решится. Он не таковский, чтобы бояться.

- Нам может помешать Одноглазый. Он теперь по ночам почти не отлучается из участка.

- Насчёт того, чтобы быть осторожным, ты прав. Отец тоже об этом говорил. Нам надо сговориться. Если чемодан невозможно будет вынести, то ты под любым предлогом должен выйти ко мне навстречу и предупредить. Можешь подать какой-нибудь знак: например, поднять руку или чихнуть три раза. Чихнёшь - значит, нельзя. Я услышу.

- Я лучше чихну три раза. Это никому не запрещается.

Тревога не покидала Азата до самого вечера.

«При нём надо держаться как ни в чём не бывало,- думал мальчишка, косясь на полицая, который в этот сумеречный час сидел за столом, устремив неподвижный взгляд в одну точку (Одноглазый уставился на стену, где темнел след пули, которая предназначалась для Артиста…) - Самое главное, не выдать себя каким-нибудь неосторожным словом или поступком».