Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

Еле сдерживая нетерпение, он сидел на чугунном парапете набережной, неподалеку от своей «посудины», четырехмачтового барка «Bella Napoli», поставив ноги на пустую смоляную бочку, и сплевывал набегавшую от табачной жвачки слюну через тюки с товаром или, разнообразия ради, в черную воду бассейна Сент-Кэтрин. Да, Паоло уже потерял терпение и злился. Этот Кинг! Проклятый мальчишка не идет и не идет! Неужели обманет? Истекают последние драгоценные минуты увольнительной. Паоло все больше мрачнел. Через час экипаж должен быть на судне. Опоздавшие могут на своих на двоих переправляться через большую лужу! Капитан утром отдал приказ выйти в море на день раньше назначенного срока, ввиду ожидавшейся перемены ветра.

Гора ящиков и тюков на набережной становилась всё меньше. Желтые и черные грузчики, не соблюдавшие священного для англичан воскресенья в расчете на хороший заработок, тяжело дыша, взбегали по узкому трапу на палубу парусника с последним грузом. Паоло вглядывался в лица зевак и прохожих. Ему наскучило ждать. Но и уйти нельзя! Они условились встретиться здесь, значит, здесь и надо ждать. Он в третий раз перекатил языком табачную жвачку, выругался и сплюнул. «Чертов мальчишка! Все-таки оставил меня с носом! – Паоло негодовал, и прежде всего на самого себя. – И почему я не купил Лючии кружевную косынку у первого попавшегося старьевщика? Или хотя бы пояс или цепочку. А теперь явлюсь к ней с пустыми руками. Вынь да положь ему кружева! Вот и влип! Этот Кинг меня просто околдовал. Черт его дернул показать образчик кружев, но каких! Тонкие, как паутинка! И я, дуралей, вообразил, что такое кружево достанется мне, сыну бедного рыбака!»

В роскошные магазины Сити, где выставлены на продажу такие кружева, простому матросу и соваться нечего. И надо же было вынырнуть этому мальчишке и шепнуть ему на ухо: «Шикарные кружева! У нас такие носят одни герцогини при дворе. Могу добыть. По дешевке!» И Кинг дважды растопырил все десять пальцев. Кто бы тут мог устоять!

А Паоло уже много дней только и мечтал, что о своей свадьбе с Лючией. Как у нее заблестят глаза! И как бы к ней пошло подвенечное платье из лондонских кружев! В этом наряде краше его невесты во всей Сицилии не сыщешь. Все парни лопнули бы от зависти. А теперь что? Он горько усмехнулся и понурил голову. Толчок под ребра возвратил его к действительности.

Перед ним стоял щупленький паренек с плутовской мордашкой, на вид лет тринадцати, не больше. Дырявая капитанская фуражка лихо сдвинута на одно ухо.

Поток бранных слов сорвался с губ Паоло, потом он показал на парусник:

– Goddam, very late – очень опоздай! Мы сегодня уйти!

Мальчуган хладнокровно дал ему доругаться, как ни в чем не бывало приветливо улыбнулся и, успокаивающе приложив черный от грязи палец к губам, затараторил:

– Pst… Signore Maccaroni… Silentia… bona sera! – Он сорвал с себя фуражку и так же лихо натянул ее на другое ухо.

Паоло рассмеялся.

– Avanti! – сказал мальчуган. – Tutti bone – bambino mio! – Слова эти он подготовил заранее. Переведенные на родной язык, они должны были примерно означать: «Хэлло! Вы, господин из страны макарон, довольно тарабарить! Добрый вечер! Чапайте за мной. Живо! Пошли. Все в порядке, мой милый!» Но вместо «мой милый» он сказал «мой малыш» и удивился смеху, которым была встречена его приветственная речь. Паоло очень позабавило это необыкновенное обращение на его родном языке, и он позабыл свою досаду.

– Ты сам bambino! [16] Малыш (итал.). – И Паоло ткнул бойкого мальчугана в грудь. – Ты little boy [17] Маленький мальчик (англ.). . Я – большой матрос! – Паоло встал и уже серьезно спросил: – Где Кинг?

– Avanti! [18] Вперед! (итал.) Пошли!

Хенни, или, как его иногда звали, Портовый Хенни, выполнял в шайке должность гида, так как из обрывков разноязычных фраз, ежедневно звучавших вокруг него, он не только нахватал уйму важных и нужных слов, но и удивительно ловко умел, пользуясь ими, изъясняться с моряками всех пяти континентов. Хенни обладал каким-то шестым чувством, помогавшим ему никогда не теряться, выворачиваться из самых сложных переплетов и с истинным шиком ускользать из цепких лап портовой полиции. Он не пропускал мимо ушей ничего, что пошло бы на пользу или во вред шайке. Умный и живой, он всегда старался узнать что-нибудь новенькое. Прозвище «Портовый Хенни» он получил потому, что вечно крутился в доках. Хенни умел сносно читать, что тоже представляло большое удобство для грачей – ведь их ученый «профессор» Оливер не всегда был под рукой.

Хенни с матросом быстро добрались до «Пьяного кита», одного из многочисленных матросских кабачков.

И в самом деле, куда ни ступи, за что ни возьмись, все тут качалось и шаталось, как пьяное: половицы, столы и табуретки, дощатый потолок, который, казалось, так и норовил обвалиться, да и трухлявые, готовые рассыпаться от малейшего толчка, стены. Но именно эта-то особенность кабачка и ценилась высоко, ибо в случае опасности отсюда можно было смыться, на худой конец, просто сквозь стену. Как правило, и посетители у стойки одноглазого хозяина «Пьяного кита» тоже не слишком твердо держались на ногах.

– Где Кинг? – нетерпеливо спросил Паоло своего провожатого. Но затем сквозь клубы табачного дыма разглядел того, кого искал, за столиком в кругу приятелей. – Хэлло, Кинг! – окликнул он его с облегчением.

Билли Клинг – грачи, вычеркнув из его фамилии букву «л», единодушно избрали его главарем, или «кингом» – «королем», – сидел подле своего дружка и сверстника, Джека, подростка с лицом, изуродованным шрамами.

В ту пору грачи избрали своей штаб-квартирой «Пьяного кита», вернее, один из его «кабинетов», под которым в подвале находилась их спальня – «пещера», где они ночью или днем, в зависимости от того, как требовало дело, спали на мешках. В шайку совсем недавно вступили близнецы Эдди и Джим. Пока они еще проходили испытательный срок. Мировой судья, к которому доставили двух оборвышей за то, что, голодные, они стянули с прилавка вареную телячью ножку, не посмел их осудить за воровство – такой в зале поднялся ропот.

«Накормите детей, тогда они воровать не станут!» – крикнула какая-то решительная женщина, а за ней подняли шум и другие бедняки, которые пришли в суд послушать дело. Им-то Эдди и Джим были обязаны своим освобождением. Выйдя из зала суда, близнецы дали себе зарок не возвращаться в Грачевник. Мать осталась в пустой и холодной каморке, а они убежали туда, где, как им казалось, их ожидала вольная, счастливая жизнь, – в доки.

Здесь-то наметанный глаз Кинга и приметил близнецов, слонявшихся без дела меж штабелями ящиков. Кинг подошел к ним как раз в ту минуту, когда Джим пытался выловить гнилое яблоко из мутной воды затона. Так они стали самыми юными членами шайки и сразу же после своего обстоятельного рассказа, встреченного громкими взрывами смеха, получили прозвища: «Эдди Телячья Ножка» и «Джим Теленок». Хотели они того или нет, прозвища за ними остались. В остальном все здесь им очень нравилось. Хотя бы уж потому, что изредка можно было досыта наесться.