Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

И вдруг, откуда ни возьмись, главный черт!

– Цыц, черти! – рявкнул он. – Да как вы смели? Кто вам дал все это?

Не дожидаясь ответа, он тут же скатился вниз, к своей бабушке. «Должно быть, старуха в детство впала, – думал он. – Смотри-ка, что выкинула! И что только ей в голову взбрело!»

Но, чем ближе к ее хоромам, тем труднее было двигаться – все кругом завалено кусками материи, повсюду громоздятся горы рубах и панталон. Черт только и знал, что чертыхался.

А бабушка его тем временем сидела в своем старом кресле, уронив голову на грудь. Сколько она ни кричала, сколько ни приказывала, игла «Шей-сама» все шила да шила… Да и с бесенятами бабка справиться уже не могла. Никто не обращал на нее никакого внимания.

Размотав кусок материи, черные черти хватали его за концы и качались на нем, словно на качелях, налетали друг на друга, сбивали с ног, дрались, валились наземь и, не в силах подняться, только чмокали да цокали на полу.

– Подать сюда ларчик! Слышите? – кричал главный черт.

Но никто не слушал его.

– Довольно! Довольно! Игла, игла «Шей-сама», остановись!

Да, но где же ларчик с волшебной иглой?

А он, словно кораблик на волнах, покачивался на самой высокой горе из рулонов переливающегося синего бархата и, никому в руки не даваясь, выплевывал всё новые и новые куски материи.

Наконец главный черт добрался до медного зала и увидел, что старая бабка, разбухшая, как бочка, сидит без сил в целом ворохе кружевных чепчиков и шляп.

– Ты что, совсем из ума выжила? – набросился он на нее.

Тут только она, очнувшись, заметила своего внука.

– Послушай… – прохрипела она. – Останови, останови иглу, мой безрогенький, мой хитрющенький!

Черт так и замер. Остановить? Но как? Как?

Он подозвал своего обер-модника беса-балбеса, сдернул с него балетную пачку и повелел:

– Скачи вон на ту гору и доставь сюда ларец с иглой и ножницами!

Пробравшись через завалы лент, кружев, шалей и чепчиков, обер-модник стал походить на волка, вывалявшегося в куриных перьях.

– Чтоб тебя! Чтоб тебя! – кричал он, пытаясь схватить чудо-ларчик.

А тот все выскальзывал да выскальзывал у него из рук.

Главный черт не на шутку разгневался. Как же так? Этот Рёкле его дураком выставил перед всем бесовским народом! И он сам бросился за ларчиком. Хотел раздавить его кулаком, но, сколько раз ни замахивался, в ларчик не попадал.

Скок-поскок, все дальше и дальше убегал чудо-ларец, вскочил на горку фрачных брюк в мелкую клеточку, потом на гору голубых жилетов, все выплевывая свои неиссякаемые богатства…

– Перестань, игла! Перестань! Остановись! – хрипел главный черт – кричать он уже был не в силах.

Услышали это черные бесенята и давай скорей удирать в своих нарядах в нижние хоромы.

А чертова бабушка как завелась смеяться, так уж и остановиться не могла. У главного черта, внука ее, даже звон в ушах стоял от ее смеха.

– Останови ты ее, внучек! Не то мы задохнемся тут в собственном аду. А еще лучше – спали ее кремнем «Все спалю, все сожгу», – язвила она. – Куда же девалась вся твоя чертова силушка? Ничего ты уже не можешь. Позвал бы на помощь своего мистера Всех-хитрей – Ганса Рёкле!

Тут черт как закричит в бессильной злобе:

– Назад, к Рёкле!

В мгновение ока в зале наступила мертвая тишина. Крышка ларчика сама захлопнулась. Некоторое время у черта и его бабушки еще жужжало в ушах, но вот и это прошло.

Ларчик сам взвился вверх, где его с радостью подхватили птицы Рубин и Сапфир и доставили в целости и сохранности прямо на верстак к Гансу Рёкле.

Шагая домой, Джо, смеясь повторял про себя: «Безрогий олух! Горшок без ручки! Нет, Ганса Рёкле тебе никогда не одолеть!»

А над улицами Лондона простиралось огромное небо, все усыпанное звездами.

Прошло четырнадцать дней – таких дней, каких ребята с прядильной фабрики еще не знали. Наконец-то они могли хоть немного вздохнуть! Рабочий день уже не тянулся от зари до зари. В три часа пополудни, когда за ними закрывали фабричные ворота, было еще светло, а частенько сияло и солнышко. Теперь у них находилось время и поиграть, и побегать на свежем воздухе. И ночью они спали! Каждую ночь!

Для Джо это были первые дни счастливой жизни. Мама, чтобы набраться сил, все две недели не выходила из дома. Сперва она лежала, но в начале второй недели Джо, возвращаясь с работы, заставал ее то у очага, то возле братика Карла. Джо садился рядом, гладил крохотные пальчики, держал малышу бутылочку. Да и Дороти, перебиравшаяся днем в теплую мамину кровать, повеселела, учила Лисси новым словам и, когда Джо еще только открывал дверь, встречала его лучистым взглядом. Слыша ее смех, все думали, что она поправляется. И Джо верил в то, во что ему хотелось верить: чудесная кровать навсегда прогнала злой кашель.

Джо забегал и к Бекки. Они вместе убирали квартиру, разносили продукты клиентам. На обратном пути они присаживались отдохнуть где-нибудь на пустыре. Джо рассказывал о Мавре, о его детях, отвечал на расспросы сестры. И Бекки вместе с ним радовалась тому, что, с тех пор как Энди стал надзирателем в прядильном цехе, работать стало куда легче.

Как-то раз сестра разрешила Джо зайти в комнату бабушки Квадл – той тоже хотелось послушать сказку о Гансе Рёкле и черте, и непременно со всеми подробностями. Джо охотно рассказал. Однако из-за чертовой бабушки они с Квадлшей крепко поспорили. Бабушка Квадл считала, что чертова бабушка была самой обыкновенной бабушкой, и, как всякая бабушка, со своими причудами. А для Джо она все равно была настоящей чертовой бабкой, сколько бы она там ни болтала и ни притворялась, прикидываясь доброй да веселой. Ведь это она велела Огненному Копыту сделать так, чтобы Гансу Рёкле всякая радость была не в радость и жизнь не в жизнь. Нет, Джо ее ничуть не жалел.

Каждый день Джо на часок забивался куда-нибудь в угол и читал. Это Робин как-то принес потрепанную книжку, купленную у старьевщика, – «Удивительные приключения морехода Петра Простака» – и положил ее на стол. Сперва Джо не обратил на нее никакого внимания, но потом взял, полистал да так увлекся, что уже не мог оторваться. Порой Джо чувствовал, что отец смотрит на него, но не поднимал головы. Никто ему не мешал. Даже Полли, непременно обсуждавшая с ним все важные хозяйственные вопросы, ходила по комнате на цыпочках, когда Джо сидел, склонившись над книгой.

Вскоре Джо попросил у Робина «Коммунистический манифест». Тот молча вручил ему книжку, но по его лицу видно было, что он доволен.

Джо не все понял и снова обратился к Робину. Старший брат умел хорошо объяснять, просто и понятно. Все, кто находился в комнате, невольно тоже слушали.