Марья Кэрдэекене - Сказание о старине и пароходе с красным флагом

Вот так появилась в альманахе «На Севере Дальнем» своеобразная и самобытная повесть Марьи Кэрдэекене «Сказание о старине и пароходе с красным флагом». Ульяна Григорьевна очень не хотела, чтобы узнали о ее литературном дебюте, и убедительно просила использовать в качестве псевдонима ее эвенское имя Кэрдэекене.

Интересное и своеобразное население сложилось на Охотском побережье. «Предки наши из Руси вышли в казачьем звании, другие были здешними, родом от „собашных людей“ [1] Так называли русские старожилы коряков, ездивших на собаках. , а третьи — из якутской стороны прибыли, со своим скотом да конями. Все они вместе и дали начало деревне нашей», — пишет Ульяна Григорьевна о своих земляках. Предки же самой Ульяны Григорьевны по отцу были выходцами из Якутии из села Амгинск и появились на побережье Охотского моря в XVIII веке, когда открылся Великий сухопутный тракт из Якутска в Охотск и морской путь из Охотска на Камчатку. Это ее предки участвовали в перевозке грузов и продовольствия для Первой и Второй Камчатских экспедиций Витуса Беринга, Великой северной экспедиции Биллингса — Сарычева, помогали в пути основателю Русской Америки мореплавателю Шелихову. Ее предками было основано селение Балаганное, расположенное рядом с Тауйском, которое и получило свое название потому, что якуты поставили здесь первые балаганы-юрты, отличные по постройке от корякских землянок и эвенских переносных юрт.

Нелегок был труд предков Ульяны Григорьевны. Через пустынные незаселенные места, высокие гряды сопок, непроходимую тайгу, вязкие болота, по бурным и порожистым рекам шли на маленьких, лохматых, но выносливых и крепких якутских лошадках тауйские возчики, а затем каюры на собачьих упряжках везли почту по побережью Охотского моря в Охотск или же, огибая Пенжинскую и Гижигинскую губу, — на Камчатку. Так вплоть до Советской власти и были они потомственными проводниками, каюрами, внося этим свой вклад в освоение Колымы и далекого Охотского побережья. Не оказались они в стороне и при открытии богатств Колымы, сопровождая первые геологические экспедиции.

В своей небольшой повести, написанной в фольклорном стиле, автор несколько идеализирует прошлое. Это естественно. Человек всегда с любовью и теплотой вспоминает свое детство и юность, какими бы горькими они ни были. Детство — это сказка наша. Но идеализируя прошлое, автор умело раскрывает всю тяжесть и беспросветность жизни на этом отдаленном и оторванном от цивилизации клочке земли. Если бы не оптимизм, который чувствуется в каждой строке повести, и вера в жизнь, то русское население не смогло бы выжить в этом краю, приспособиться к его суровым природным условиям, не научилось бы пользоваться его скудными дарами.

Смешавшись с коряками, эвенами и якутами, потомки русских казаков и крестьян, которые в начале XX века получили название камчадалы, многое заимствовали из жизни и быта этих пародов, и даже общественные и религиозные их представления поддались этому влиянию. Как и коряки, они верили в духов, обходили и боялись «шаманских мест», хотя были православными, родным языком считали русский и хорошо помнили старинные былины и песни. Оторванные от центра, герои «Сказания…» не могут сразу осознать величие тех революционных событий, которые происходят в России, лишь простое, несколько наивное разъяснение Дядюшки («Переворот, пары-браты, всей жизни!»), который был связан с большевиками, дает возможность понять, что старая жизнь, тяжелая и темная, ломается.

В повести ярко даны образы деятельного Демьяна, трудолюбивых, очень добрых и отзывчивых его сыновей — Гринчи, Митяхи, Егорши и маленького Вани, умного и рассудительного Дядюшки, а язык, русский говор Охотского побережья, испытавший влияние языков коренных обитателей, уводит читателя в самобытный и интересный мир камчадалов. И может быть, судьба Гринчи, Митяхи, Егорши и Вани повторила бы тяжелую судьбу отца, если бы на горизонте не появился «пароход с красным флагом». «Не столетние мы, будто, — пишет автор, — а все же сколько пережили с тех двадцатых годов! Посмотрите вокруг — какая жизнь бурлит, какие города в нашей тайге сияют огнями ярче звезд, люди что птицы летают, жизнь волшебней сказки пошла, о чем нашим предкам и не снилось. Внуки учеными стали, на Луну взбираются, машины по дедовским таежным тропам да по рекам водят. Так невольно подумаешь — уж не всю ли тысячу лет мы прожили?!»

Ульяна Григорьевна была полна творческих замыслов и хотела, окончив работу над монографией «Эвены Магаданской области», продолжить «Сказание…» и довести своих героев до наших дней, сделать их нашими современниками, но ее замыслу не удалось осуществиться…

Много написано романтических стихов и поэм, рассказов, повестей и романов о древних эскимосах, чукчах и коряках, эвенах и юкагирах, а о русских старожилах Охотского побережья это, пожалуй, первое, хотя и небольшое, но серьезное произведение.

Владилен Леонтьев

У рыболовецкого народа издавна было принято: в долгие дни летнего шторма, ненастья, когда вниз по реке шла верховая вода и рыба не ловилась, собираться в своем неказистом сезонном жилье вокруг теплого очага и слушать бесконечные рассказы уважаемых бывалых людей о прошлом.

Не сказки, не былины, не песни в такое время развлекали народ, а стар ины и бывальщины.

Совсем недавно, вот так же у теплого очага услышаны были и эти сказания о прошлом…

Считать если по годам — давным-давно это было! А если по памяти — так совсем недавнечко!

Не столетние мы, будто, а все же сколько пережили с тех двадцатых годов! Посмотрите вокруг — какая жизнь бурлит, какие города в нашей тайге сияют огнями ярче звезд, люди что птицы летают, жизнь волшебней сказки пошла, о чем нашим предкам и не снилось. Внуки учеными стали, на Луну взбираются, машины по дедовским таежным тропам да по рекам водят. Так невольно подумаешь — уж не всю ли тысячу лет мы прожили?!

И все это началось с того, что однажды в нашу тихую, густой тайгой закрытую от всего мира сторонку пришел пароход с красным флагом…

А та-то, прежняя жизнь, какая она была?!

Селеньице наше от седой древности зачиналось. Так деды наши сказывали.

Испокон веку люди на земле нашей промышляли, зверовали и медвежатничали. Тем и жили. Не думали жить по-другому. Это теперь надо думать, а тогда и думать вообще грехом почиталось. Известно — темные были люди, страшились божьего наказания, побаивались всего непонятного, за сто верст обходили «шаманские места».