Марья Кэрдэекене - Сказание о старине и пароходе с красным флагом

«Пусть поспит, — думала она, вглядываясь в перемазанное личико ребенка, — ведь какой путь проделал!.. Жаль, Миши нет дома — надо бы дать знать Дядюшке, что малыш у нас… Отец небось голову потерял, разыскивая сынишку… Надо же такому приключиться!.. Как утром проснется — сразу же снесу его к Дядюшке!»

Но утром малыш занемог: сказался вчерашний «поход». Двое суток не отходила от ребенка эта добрая, ласковая женщина: лечила, мыла в корытце, поила и кормила, одежки его постирала и починила. На третий день мальчику стало лучше: он повеселел, начал играть, с аппетитом уплетал нехитрую еду. А как трогательно и звонко болтал! Только ничего нельзя было понять из этого лепета, хотя отдельные слова малыш и выговаривал правильно.

Любовь Тимофеевна показала ему книжку-букварь, с которым она ни при каких обстоятельствах не расставалась — всюду его возила и носила с собою. Глазенки малыша при виде картинок в букваре выразили столько изумления и восторга, что он надолго затих. А потом внимательно слушал, что объясняла ему «бабика», и охотно повторял, картавя, новые, необычные слова: «кника», «калтинка», «петук», «волобей», позже наделавшие такого переполоху в семье Демьяна.

Укладывая мальчугана спать, Любовь Тимофеевна ласково погладила его по головке.

— Завтра уже пойдешь домой, — сказала она грустно. — Там, поди, не знают, что и думать…

— Тятя… ака… Гольча… — лепетал малыш, прижимаясь к ней. — Бабика моя!

Возвратился наконец Михал Михалыч.

— Талик, — произнес малыш, увидев входящего в зимовье бородача. — И, смеясь, добавил: — Дедучка!..

Узнав, как ребенок очутился в зимовье, Михал Михалыч тут же засобирался снова в путь — к Дядюшке. Любовь Тимофеевна едва убедила его обождать до утра:

— Вот покормлю мальчика завтраком и сама отведу его…

Назавтра, едва рассвело, Любовь Тимофеевна поспешила за дровами.

Утро было таким тихим и прекрасным, что она, сложив сушняк около тропинки, решила подняться на Горбыкан, минутку-другую полюбоваться восходом. Но первое, что увидела, поднявшись на холм, был мальчик-подросток, сидевший спиной к ней на пне около двух лиственниц и явно спавший в забавном положении, положив голову на нижний сук одного из деревьев. У ног его лежала собака. Догадавшись, что парнишка этот, видимо, искал пропавшего малыша, Любовь Тимофеевна быстренько и бесшумно спустилась с холма и торопливо направилась к зимовью. Вбежав в избушку, она одела спящего Ваню, осторожно взяла его на руки и несколько в стороне от пня, на котором в усталой позе продолжал спать незнакомый парнишка, уложила малыша на сухой траве — он даже не проснулся. Но едва она двинулась обратно, залаяла собака. Оба мальчика проснулись. Укрывшись в кустарнике, она не могла сдержать слез, наблюдая за радостной встречей братьев…

С вечерним приливом следующего дня пароход отходил.

Дядюшка и его друзья, как родных, провожали в дальний путь Михал Михалыча и Любовь Тимофеевну. Мешочек своей родной землицы вручили им на прощание: чтоб не тосковали они в большом городе, чтоб жилось им там счастливо и чтобы были дела их удачливы.

Весь народ провожал добрым словом и своих новых общих друзей-красноармейцев. Пожелал им доброго пути, а себе — чтоб такие преславные гости были не последними в нашей тайге!

Уехали Дядюшкины побратимы и искренние друзья его односельчан, оставив о себе добрую память.

И помчались с того дня годы, один за другим. Такие они были вместительные по своим деяниям! Сколько чудесных перемен они в нашу жизнь принесли, что теперь о них, уже прошедших, так себе старины не расскажешь. Книги надо большие о них писать!

Так называли русские старожилы коряков, ездивших на собаках.

Шесток — площадка перед устьем русской печи.

Истанут, то есть «есть (исть) станут».

Шайба — промысловый склад-амбар на четырех столбах, «обшитый» досками или жердями.

Обшивастанут, то есть «обшивать станут».

Одна из перекладин нарты.

Утынга — по-эвенски — серый, похожий на волка.

Сéндуха — пустое место на открытом воздухе.

Бадаран — топь, грязь.

Окружалые — сумасшедшие, заблудшие.

Каюрные — подводообязанные, возившие грузы по наряду; ясашные — платившие при царизме натуральный налог пушными мехами.

Ановдышные — давние, прошедшие годы или дни.

Ереститься — ворчать, браниться.

Сугусер — дощечка с лямками для переноски тяжестей ( якут .).

Вместо «ревтройки» — революционной тройки.

Так в те годы называлась местность, прилегающая к бухте Нагаева.

Олоковая — бухта Нагаева, известная тогда лежбищем тюленей.

Сахые ваши — свойственники; саха — самоназвание якутов.

Нёки — эвенское название якутов.

Окончание «ра» означает на арманском диалекте множественное число.

Ровдуга — домашней выделки замша.

Старик с бородой — возможно, имеется в виду один из руководителей партизанского движения в Восточной Сибири в период иностранной интервенции и гражданской войны — большевик Н. А. Каландарашвили («Нестор», «Дедушка»).

Качемаз — вяленая на воздухе рыба, которую едят, предварительно отварив в котле.

Алчные, жадные.