Марья Кэрдэекене - Сказание о старине и пароходе с красным флагом

Затяжная и ягодная была та осень!

До самого Покрова люди не могли дождаться снега. Все уже давно управились с осенними работами, урожай картофеля и капусты убрали, избы все проконопатили на зиму, ягод назапасали, а снега все не было. К добру ли, бесснежье-то это?

Один Дядюшка продолжал еще летовать в своей поварне. По этому поводу друзья все над ним подтрунивали и посмеивались:

— Чевось, пары, Дядюшка, поди опеть будешь лето тянуть до самой шуги? Аль сальце морское топить собираешься? — говорили они, разумея под «салом» первый, неокрепший лед на море. — Все давненько уж зимуют!

Может, ты у кого разузнал — зимы нониче не будет? Дождется ли тебя твоя-то хибарка-сироточка?

Тот всячески отшучивался:

— Худо ль сальцем-то запастись на холоданье? А хибара моя — не старуха, ереститься [13] Ереститься — ворчать, браниться. на мене не станет и никуда не уйдет!

Наконец в один из пасмурных дней в воздухе явственно почувствовалось — вот-вот снег западает. И кедровничек-то к земле припал: зима, значит, близка.

Поспешили все женщины и девки на морской берег за сухой травой и вениками. Там, вдоль опушки леса, на берегу, за лето поднялась густая трава, которая, подсыхая в осеннее увяданье, не темнела, не рассыпалась: хороши были ее золотистые стебли для утепления изб и амбаров, а особенно для стелек в зимней обувке. Над травою, как обычно, возвышались заросли карликовой березы, из которой выходили душистые банные веники и метлы. И все хозяйки спешили в последние дни осени как можно больше запасти этого житейского «добра». Вооружившись сугусерами [14] Сугусер — дощечка с лямками для переноски тяжестей ( якут .). , веревками и ножами, женщины оживленной толпой направились на «кошку» — морской берег.

Работая там руками и громко болтая, они все дальше продвигались вдоль него. Уже и Блахин с его летними поварнями и разными строениями стал виден. Работа шла споро. Нарезав горы веников и нарвав большие кучи травы, стали они их укладывать на сугусеры и увязывать, помогая друг другу. Кончив работу, надели сугусеры лямками за спину и собрались обратно… Вдруг одна из девок взглянула на море и ойкнула.

— Ой, девы! Гляньте-ка! Што там? Парахот ли, што ли?!

Все остановились… Поглядели на море и увидели — далеко-далеко на море, по самому горизонту, маленькой букашкой полз какой-то кораблик. Вслед за ним во весь горизонт огромным хвостом стлался черный дым, да такой густой, что будто не из одной трубы шел, а из десятка.

Старшая из женщин испуганно вскрикнула:

— Ой, восподи, откудова он взялся? В эту-то пору?! Ох, матя моя, чево-то тут неладно!

Все встревожились. Времена теперь не прежние — добрые люди на зиму сюда не приплывут…

Быстренько помчались женщины к дому: надо скорей об этом сообщить! Бежали, не разбирая дороги, с грузом на спине да напрямик, через лес, не чуя ног. Только до лесу добежали, на вал поднялись — навстречу им из леса Дядюшка: шел он не спеша, со связкой дровишек на спине.

Увидев толпу женщин, Дядюшка, не обращая внимания на их испуганные лица, шутливо заговорил:

— Ах, красны девицы, раскрасавицы мои, чего так напужались? Аль, таежный кавалер косолапенький, сон потерявший, за вами гонялся? А можа, мертвеца встретили?

Женщины, едва улыбнувшись, показали ему молча на море. Взобрался к ним Дядюшка на вал со своим грузом, посмотрел на море и — опустил веревку с плеча, которой дровишки-то держал на спине. Те так и грохнулись на землю. На миг на лице Дядюшки отразилась растерянность. Женщины все разом в голос закричали, загалдели и зашумели, кое-кто из девчонок громко заревел… Шум, крик на весь лес! Дядюшка по привычке в бороденку вцепился и прикрикнул на горланящих женщин.

— Да замолчите жа, бабы! Чево жа вы поперед-то страху дичаете?! Покудова еще ничего страшново-то нету! Пойдете в деревню-то да скажете мужикам — те знают, што делать надоть.

А сам про себя думал: «Охтось знает, какой то парахот идет-плывет да не ко времю, не к делу? Кабы разбойные люди не нагрянули! Времена-то нониче беда какие худые. Ох, где та беда ни шаталась, а к нам, видать, пришатилась!»

Вслух добавил женщинам:

— Нечево, теткие-мамые, без грому духом опадать! Не пускайтесь, успеете! Вон, смотрите, — показывая на линию морского прибоя, — прилив-то кончается? Сейчас вода-то дрогнет, убывать начнет! Пароходишка-то, кавдысь ишшо приползет, до утра его нечего ожидать!

С этими Дядюшкиными словами и помчались женщины в деревню, немного придя в себя от испуга.

Весть о виденном на море пароходе встревожила также всех мужчин. Во главе со старостой сходили они быстренько на морской берег проверить верность бабьих рассказов. И в самом деле: не почудилось им! Пароход продолжал ползти и дымил во весь горизонт.

Староста на всякий случай распорядился: вывозить всех женщин с ребятишками за реку, на лодках. Заодно мужики решили — вывезти и самое ценное, в первую очередь «казенную» пушнину, порох из общего склада, а также всю церковную утварь.

Начавшийся отлив ускорил дело. Успели всех перевезти, даже коровенок «своим ходом» перегнали. Благо, речка-то еще была совсем летней, не успела затянуться льдом. За речкой, а там — за густым леском, в давно покинутых старых поварнях, разместили всех женщин с детьми. Да и горы рядом — тоже заслон. Решено было, что в деревне останутся староста, пожилые охотники и батюшка с семьей. Парней тоже отправили за реку в качестве стражей матерям с детьми. До того прослышали от ольских друзей, что в некоторых местах «лихие люди», невесть с кем воюя, уводили за собой и молодых людей. Кому охота, против обычая, своих сынов посылать на какие-то темные дела? Как в якутской землице — заставят их еще и «убойством» заниматься. Такое грешное и бездумное дело — людей убивать!

На следующий день утром рано примчался из Блахина Дядюшка и огорошил всех мужчин:

— Балаганские молокане-то сказывают — на том пароходе они, к Коровьему острову ездючи-то, усмотрели черный плаг! Бают — худо это: так разбойные грабители и убойцы ходят! Да еще калякают те молокане-то — за Читой-городом каких-то белых наши простые мужики побили! А ково не добили — те и поразбежались, хто куды. Беда, опасаются, кабы доселя не прибежли! Ох, пары-браты, — продолжал Дядюшка рассказывать ошеломленным мужикам, — бе-е-да, сказывают, те колоченые-то — разварнаки из разварнаков! Страшные те люди, говорят, душегубцы переокаянные!

Тут присутствующий при разговоре батюшка отец Игнатий его прервал:

— Чего ты, раб божий Матвей, так расшумелся? Мало что нехристи-молокане скажут!

Дядюшка, против своего обыкновения, непочтительно огрызнулся:

— Тоже они — люди знающие, зря не скажут!