Владислав Крапивин - Тень каравеллы. Повести

- Да… - Он кивнул, сел рядом с Юлей, покачал ногой с забинтованным пальцем. Повернул к Юле лицо, и оба глаза были теперь темные и беспокойные. - А почему я Фаддейка?

Юля удивилась его неожиданной тревоге.

- А что здесь плохого? Ты же сам говорил, что это имя тебе нравится.

- Да я не про имя… Почему я - это я?

Юля непонимающе вздохнула.

- Ты про такое никогда не думала? - требовательно спросил Фаддейка. - Я про это первый раз на колокольне подумал. Не тогда, когда с тобой, а раньше…

- Объясни-ка получше… - Юля сморщила лоб.

- Про это трудно объяснить… Я многих спрашивал, а они не понимают.

- Я попробую понять.

- Ну вот, слушай. Я - это я. Внутри себя. На свете очень много людей, разных. Но они вокруг, а не во мне. А тот, который во мне… тот, который все видит и понимает… и все чувствует, почему он - Фаддейка, а не кто-то другой? Почему так случилось, что я - это именно я? Понимаешь!

- Кажется, да… - тихо сказала Юля. - Но так про себя, наверно, каждый думает. И я думала. Но уже давно… И немножко не так, по-своему…

- Но все-таки ты меня понимаешь? - спросил он с нажимом.

- Угу… - осторожно отозвалась Юля.

Фаддейка облегченно откинулся к дощатой стене и растянул в улыбке рот.

- Вот и хорошо. А то кроме тебя только один человек понимал. Художник…

- Какой еще художник? - сказала она ревниво.

- А приезжал сюда в прошлом месяце. Старинные места рисовал. Молодой и бородатый. Хороший такой, из Новосибирска, Володя… Я ему помогал этюдник таскать, вот мы и разговаривали.

- Про что же вы разговаривали? - спросила Юля, думая о бородатом Володе со странной досадой.

- Ну, про такое же… как с тобой. Он мне знаешь как объяснил про людей? Что это нервы вселенной.

- Что-что?

- Ну, вот так… Наша Земля и все планеты, и все-все звезды, и галактики - это все будто живое. Только оно само это сперва не знало. Потому что, чтобы знать, надо ведь видеть и слышать, а для этого глаза и уши нужны. И мозги, чтобы понимать. И нервы, чтобы чувствовать. Вот и появились у вселенной такие нервы. Люди.

- Надо же… - сказала Юля непонятным для себя самой тоном.

Но Фаддейке, видно, послышалось, одобрение.

- Ага… И я тогда подумал, что, если человек умирает, это не так уж страшно. Для других, конечно, печально, а самому бояться не надо. Ну, подумаешь, один маленький нервик отомрет! Все равно вселенная останется живая…

Юля быстро придвинулась к Фаддейке и, будто защищая его, сказала:

- Нечего тебе про умирание думать. Рано еще.

- Да это я так. Ну, попутно… А главное, я все про то же думал. Пускай я нерв. Но почему именно этот ? Тот, которого зовут Фаддейка? Как-то непонятно… Юль! А может, я по очереди буду всеми? Каждым человеком… Вселенная ведь бесконечная, у нее времени сколько хочешь, я успею. И может, каждый человек так? А?

- Ой, - сказала Юля искренне. - Я не знаю… А что хорошего быть каждым подряд?

- Интересно же.

- А сколько всяких злодеев на свете было и сейчас есть. Например, Гитлером разве интересно быть?

Фаддейка снова покачал ногами. Потерся ухом о поднятое плечо.

- Я про это тоже думал… А Володя говорит, что люди, как нервы, бывают всякие. И больные бывают. Всякие плохие люди это больные нервы вселенной. А я ведь… не больной же…

- Нет, конечно, - успокоила Юля. - Фаддейка… А с кем ты еще про такие вещи рассуждал? Или только со мной и с этим Володей?

- С мамой еще…

- А она что?

- А она все объяснила… - Левый глаз Фаддейки опять заискрился. - Она говорит: «Сперва тебе не кем-то другим надо делаться, а самим собой. А то сейчас ты - даже и не ты, а растрепа. Причешись, отмой уши и колени, и пойдем твое дупло в зубе лечить…» Ой-ей-ей.

Юля засмеялась:

- Видишь, как все просто. Не то что у твоего бородатого философа.

- Он не философ, а художник… Он мой портрет нарисовал. Почти одними рыжими красками… - Золотистый глаз Фаддейки засиял.

- А где этот портрет?

- Он с собой увез. Говорит, на выставку.

Юля разочарованно вздохнула.

- А мне он тоже оставил, - утешил Фаддейка. - Только другой, поменьше. Карандашиком нарисован. Хочешь, покажу?

- Покажи… - Юля была уверена, что портрет непохожий. Как можно изобразить на листе живое Фаддейкино лицо? Если бы еще знаменитый художник, а то какой-то неизвестный Володя.

Фаддейка, прихрамывая, убежал.

Юля встала и подошла к зеркалу. Опять толкнулось в сердце прежнее беспокойство.

«Почему я - это я?» - спросила Юля у себя в зеркале. Правда, почему она - это она? Была бы она не Юля, а курсант Юрий Шумов! Тогда она (то есть он) взяла бы и не мешкая написала письмо с адресом: «Верхоталье, до востребования, Молчановой Юлии». И все в этом письме объяснила бы честно. Если уж конец всему, то конец. Это лучше, чем так вот маяться…

«Да не очень-то я и маюсь, - сказала она себе. - Что я ему не нужна, это и так понятно, чего уж тут… Просто окончательной ясности нет, оттого и настроение кислое…»

Весело прихромал Фаддейка с альбомным листком.

Юля снисходительно взяла бумагу. И не удержалась - расплылась в улыбке.

Это был хороший портрет. Чего зря придираться, замечательный был портрет. Фаддейка, нарисованный густыми карандашными штрихами, смеялся как живой. И даже искорка в глазу блестела.

- А ты не верила, - усмехнулся Фаддейка.

- Да, хороший он художник, - со вздохом сдалась Юля.

- Это мне на память о нем, - сообщил Фаддейка и потянул листок. Кажется, он догадался, что Юля готова попросить портрет в подарок.

Она смутилась, почуяв его догадку. И недовольно сказала:

- Смотри, повязка на пальце съехала. Правильно мама говорит: растрепа…

Утром, выйдя на крыльцо, Юля услышала небывалое: Фаддейка ревел. Из открытого кухонного окошка доносились всхлипы и канючащий, противный (но, безусловно, Фаддейкин) голос:

- Ну, чего ты сочиняешь, что нету?! Сама говорила вчера, что пенсию получила, а теперь - нету!

Кира Сергеевна отвечала что-то негромко и наставительно.

Фаддейка плаксиво взвизгнул:

- И ничего не дурь! Не понимаешь, а говоришь! Раз я говорю, значит, мне ее надо!

Кира Сергеевна опять сказала что-то ровно и непреклонно. Фаддейка, перебивая себя всхлипами, заголосил:

- Ну, какая еще рубашка! У меня их куча, я их все равно не ношу-у… Ну, чего ты вы-ду-мы-ваешь!..

Юле стало неловко за Фаддейку, и жаль его, и встревожилась она. И подумала, что лучше бы не соваться в чужие семейные дела.

Но не выдержала, шагнула в кухню. Увидала мельком зареванное веснушчатое лицо и стесненно сказала:

- Здрасте, Кира Сергеевна… Фаддей, ты это что?

Он дернулся, отвернулся к окну и, растопырив острые локти, начал мазать ладонями по щекам.

Кира Сергеевна, не повышая голоса, объяснила:

- Новая блажь засела в голове. Увидел вчера в «Детском мире» губную гармошку, гэдээровскую. И вот: тетя Кира, купи! А зачем?