Владислав Крапивин - Тень каравеллы. Повести

Он зашагал к мосту, поддавая ногами большущую хозяйственную сумку. Юля подождала еще и заспешила к будке.

Конечно, телефон был дохлый. Снятая трубка ответила каменным молчанием, диск на ободранном кожухе поржавел и еле вращался. Юля пожала плечами, покачала головой. И пошла следом за Фаддейкой, который далеко впереди подпрыгивал, как тонкий оранжевый поплавок на речной ряби.

Она догнала его на мосту. Он не удивился, заулыбался, не сбавляя шага. Ветер трепал красно-апельсиновые вихры.

- Ты куда так рано? - спросила Юля.

Он опять пнул сумку в клеенчатый бок.

- На рынок за капустой. Скоро мама приедет, тетя Кира хочет пирожки с капустой нажарить. Мама их с детства любит. А ты любишь?

- Ага. С молоком… Я тебя в телефонной будке видела. Ты, наверно, на вокзал звонил? Насчет поезда?

Фаддейка перестал улыбаться. Стал смотреть перед собой и словно отгородился дверцей. Наконец сказал:

- Не… Не на вокзал.

- А куда? - рассеянным тоном спросила Юля. Но в душе уже выругала себя за это фальшивое равнодушие и дурацкое любопытство.

Фаддейка шел чуть впереди и будто не расслышал вопроса. Лишь через минуту он сказал сумрачно:

- Телефон же не работает…

Тут уж ничего не оставалось, как удивиться:

- А что же ты там делал?

Он быстро глянул на Юлю через плечо. И вдруг улыбнулся, но не как обычно, а легонько, уголком рта:

- Я так просто говорил. Ну, «как будто»… Играл.

- А! - обрадовалась Юля. Такому простому объяснению обрадовалась и Фаддейкиной доверчивости. - Тогда ясно. А я так удивилась.

Он посопел и сказал, будто оправдываясь:

- По-всякому ведь можно играть… Что такого…

- Конечно… А с кем ты разговариваешь, когда играешь? Или секрет?

- Иногда секрет. Иногда нет…

Юля выжидательно молчала.

Фаддейка пнул сумку усерднее, чем раньше, и тихо сказал:

- Несколько раз с мамой разговаривал… если долго писем нет…

- Это уже не игра, - вздохнула Юля и осторожно взяла его за плечо. - Если нет писем…

- А бывает, что поговоришь, а назавтра письмо.

- Правда?

- Ага! - откликнулся он. И добавил тише: - А еще с Володей иногда разговаривал. Ну, с тем художником. Потому что мы про многое не успели поговорить… И еще с разными людьми…

- Фаддейка… - сказала Юля.

- Что?

- А со мной… когда я уеду, будешь разговаривать?

Он замедлил шаги и опустил голову. Пнул попавшую под кеды арбузную корку. «И кто это ел арбуз прямо на мосту?» - подумала Юля.) Мост пружинил, ветер летел вдоль реки и покачивал его. И хватал за ноги зябкими мохнатыми лапами.

Фаддейка сказал виновато:

- Я же раньше тебя уеду…

- Ой, правда, - опечалилась Юля.

Они перешли мост и по ветхим дощатым ступенькам стали подниматься к воеводскому саду. Из гущи деревьев торчали каменные шатры башен, и вставала над берегом острая Покровская колокольня. Облака летели, и остатки позолоты на маковке загорались короткими вспышками. Фаддейка обогнал Юлю, оглянулся, покачался на шаткой дощечке и сказал:

- Вообще-то мне не хочется уезжать. Тетя Кира могла бы записать меня в здешнюю школу…

- Так оставайся!

- Мама не даст. Боится, что здесь хуже учат, чем в больших городах.

- Наверно, она просто соскучилась по тебе, - заметила Юля.

- В сентябре она все равно на семинар в Москву уедет… А я ведь не все время здесь хотел учиться, а только первую четверть. Здесь осень знаешь какая красивая! Все сады рыжие и красные…

«Как ты», - мысленно улыбнулась Юля.

- Как я, - весело сказал Фаддейка. И добавил уже другим голосом, серьезным: - И как леса на Марсе.

- Какие леса? - удивилась Юля. - На каком Марсе?

- Обыкновенные леса на обыкновенной планете Марс, - проговорил Фаддейка слегка отчужденно.

- Откуда они там взялись? Ученые доказали, что там одна пустыня. Красные пески и камни.

- Да, - сказал он. - А леса где-то тоже еще есть. К северу от пустынь. Тоже красные. Вот такие, - он дернул себя за майку.

- Ох и фантазер ты…

Он снисходительно усмехнулся и не ответил.

На верхней площадке лестницы они остановились передохнуть. Шумели старые березы и клены. Острая колокольня возносилась прямо над головами. По ее шатру пролетали тени быстрых облаков. И по Фаддейкиному лицу, когда он глянул вверх, тоже летели тени и солнечные зайчики.

Глянула на колокольню и Юля.

- А хорошо мы туда слазили, да, Фаддейка?

Он серьезно кивнул. И вдруг сказал:

- Я там ночевал один раз. Год назад.

- Да? А… зачем, Фаддейка?

Он досадливо пошевелил плечами:

- Не знаю я. Чего спрашивать…

- Ну, не сердись. Ты же сам сказал.

- Я не сержусь. Просто я не знаю… Легко объяснять, если одна причина, а если они все вместе, если много их… Ну, во-первых, человек знакомый уехал…

Фаддейка с опущенной головой медленно пошел по садовой тропинке. Юля пошла следом, ни о чем не спрашивая. Оранжевые завитки волос вздрагивали над облупленными Фаддейкиными ушами и на тоненькой шее, покрытой желтым пухом.

- Жил тут мальчишка на каникулах, - сказал Фаддейка, не обернувшись. - То есть не мальчишка, большой уже, из техникума… Мы подружились тогда. Вместе в подземный ход лазили под стеной. Не тот, в который я недавно, а в другой… Потом он уехал, а я… Ну, я же не уехал, остался… У тебя так бывает: когда печально, хочется забраться куда-нибудь?

- Сколько угодно, - торопливо отозвалась Юля. Она обрадовалась, что Фаддейка так ее спрашивает, хотя незнакомый мальчишка из техникума вызвал у нее ревнивую досаду - как художник Володя.

- Вот я и полез… Но это лишь одна причина. А еще много всего было. Хотелось узнать: как это - ночь и высота?

- Поближе к звездам побыть, - понимающе сказала Юля.

- Да нет… До звезд - это разве ближе? Каких-то сорок метров. Просто интересно: что думается, когда весь город спит, а ты выше всех над землей?

- Совсем один, да?

Он опять не согласился:

- Наоборот. Будто вместе со всеми. Внизу-то всех не видать, а тут сразу целый город перед глазами. И огоньки… И поезда бегут… Везде люди. И будто я их всех охраняю, как старинный часовой на башне… А потом еще месяц в небо вылез. Будто мы с ним вдвоем всю землю сторожим…

- А не страшно там одному ночью? Я бы померла от ужаса.

Он помотал рыжими космами:

- Не-а… Я сперва тоже думал, что страшно будет. Вот поэтому еще и полез. Когда страшно, это ведь тоже интересно… Но я забрался, когда еще светло было. Темнеет-то не сразу, и я помаленьку привык.

- Я бы ни за что не привыкла, - искренне сказала Юля.

- Может, привыкла бы… А среди ночи почти все огоньки погасли и месяц куда-то пропал. Я думал: ну, вот теперь будет страшно. А все равно ничего. Потому что звезды сделались яркие-яркие… Вот тогда они в самом деле будто ближе… И тут всякие мысли полезли. Но тоже не страшные…