Владимир Добряков - Две строки до востребования

— А не застукают? — с тревогой спросил Костя.

— Кто? Мы же после уроков. Когда все уйдут. А школа не закрыта. В зале, на третьем этаже, всякие репетиции. Да и в окно можно вылезти. Я знаю, где… Ну, согласен?

— А когда это? — вяло поинтересовался Костя.

— Да когда хочешь. В любой день. Ну, лады?

— Можно попробовать. — Костя вздохнул и поспешно, чтобы не возвращаться к этому разговору, спросил: — Мать скоро приедет?

— В воскресенье. Еще не скоро. А чего спрашиваешь о матери?

— Не я спрашиваю. Это мой отец велел узнать. Кажется, собирается прийти к ней. О тебе разговаривать.

— Еще чего! Мало мне воспитателей! Умники!

— Чего шумишь-то? — чуть обидевшись за отца, миролюбиво сказал Костя. — Он ругать не станет. Не такой. Он даже сказал, что поведет меня в свой цех. Там тоже интересно. Сталь на их стане катают быстрей, чем поезд мчится. Еще сказал, чтобы я и тебя пригласил.

— Я не против, — легко согласился Гринька. — Интересно, конечно. Можно сходить.

Широкий проспект Космонавтов с десятком замерших на перекрестке машин проскочить не удалось.

— Эх! — с досадой сказал Вавилон. — Еще бы секунда…

С заднего сиденья на его слова никак не прореагировали.

Вавилон скосил глаза на полоску зеркала и вместо Наташиного лица увидел темные, с маслянистым блеском кудри Романа. Опять целуются! А ведь могли бы догадаться, что кому-то это, может, и не очень нравится.

— Эй-эй! Хватит! Мотор заглохнет.

— Влад, не подглядывай, противный, — с веселым укором сказала Наташа.

— Всецело и полностью. В смысле, присоединяюсь. — Роман тронул Вавилона за плечо. — Вперед смотри. Зорко. Осмысливай огромное: в твои руки в данную минуту вверена жизнь двух влюбленных сердец.

Наташа хихикнула, а Вавилон с удовольствием произнес про себя: «Болтун!»

Красный зрачок на светофоре сменился желтым, и Вавилон, как всякий начинающий водитель, еще волнуясь при каждом нажатии на стартер, вмиг забыл о пассажирах на заднем сиденье.

Лишь немного спустя, когда машина, набрав скорость, вырвалась на свободный простор улицы, Вавилон смог вновь кинуть короткий взгляд на зеркальце.

Наташа улыбалась. Глаза яркие, брови дугами, нос чуть вздернутый, с мягкими вырезами ноздрей. Ветерок, залетавший в приспущенное стекло, шевелил на матовой шее светлую прядку волос.

Сколько раз Вавилон смотрел на ее лицо, и не было такого, чтобы смотрел равнодушно.

Улыбается. Она еще красивей, когда улыбается. Только какая Вавилону радость от этого! Улыбается не ему. И что нашла в Романе? Звезду с неба такой не схватит. Ленив, ни на грош предприимчивости. Да и ума — совсем не палата. Хотя сразу никак не подумаешь. Кудряво подает. Иной раз такое выдаст, что и в толк не возьмешь, к чему бы.

Что нашла в нем? Красавчик? Но известно: женщина не красоту должна ценить в мужчине, а силу, ум, волю, предприимчивость. Могла бы и понять это, девчонка не глупая. Могла бы… Да, видно, не понимает. А возможно, ей льстит, что у Романа — «Жигули». Пусть и не собственная машина — отца, но распоряжается-то ею, как полный хозяин. «Даже личного шофера заимел», — невесело усмехнулся Вавилон.

На перекрестке, перед новым светофором, Вавилон вытянул зубами из пачки сигарету и, полуобернувшись к Роману, сказал, будто шутя:

— Сильно устроился! Личного шофера имеешь. Не жизнь — люкс: посиживаешь себе, девушку обнимаешь, тебя везут. Не потому ли, Рома, и шоферские права не спешишь получить?

— Безусловно и чрезвычайно. В том смысле, что говоришь истину, — благодушно отозвался Роман. — Однако ты дерзок. Но я милостиво прощаю. Счастливому позволено быть снисходительным.

Что верно, то верно — счастливый Ромка. А еще вернее — счастливчик. Везет ему в жизни во всем, как дурачку. И в любви, и в картах, даже и службы настоящей армейской не почувствовал. Сам хвастался, что все два года службы в музвзводе прокантовался. Не пыльно. Да и сейчас по сотне в месяц, можно сказать, дуриком берет. Разве это работа: подул час-полтора в свою трубу перед вечерним сеансом в кино — выложи денежки! Не вспотеет. Можно бы, конечно, с его трубой и еще монет заработать, так нет, говорит, увольте, не желаю. Ясное дело: это же крутиться надо, извилины напрягать. А ему зачем напрягать? В случае нужды папенька (зря, что ли, профессорское звание носит!) всегда энную сумму подкинет. В картах опять же везет Ромке. Редко когда не в выигрыше.

«Эх, — плавно обходя тяжелый МАЗ, груженный бетонными стеновыми панелями, с досадой подумал Вавилон, — нельзя мне было прошлый раз садиться играть без хозяйки. Великая вещь — семерка… Теперь — сто двадцать за мной. Ладно, с Ромкой договорюсь. Да и куда ему без меня! Он же понимает, хотя и фыркает, важничает. Ромка — проблема не номер один. А вот главный долг — Козерогу платить надо. Надо, хоть кровь из носа. Хоть новенький маг свой с колонками продать. Хоть черту душу… Вот если бы операция удалась…»

— Нат, — скосив глаза на зеркальце, спросил Вавилон, — ты шить умеешь?

— В каком смысле? — картинно удивилась Наташа.

— Вот именно, — чуть видимые в темной курчавости усов и бороды капризно шевельнулись губы Романа. — Изумительной логичности контрвопрос. Браво! А вообще, старина, твое панибратское обращение в смысле «Нат» мне нравится не больше, чем наличие таракана в порции ухи с осетриной.

— Ромик! — радостно улыбнулась Наташа и обняла возлюбленного за шею. Ты ревнуешь? Как хорошо!

— Ну, — поморщился Роман, — интерпретировать мои слова столь примитивно я бы не советовал. Я лишь расставил подданных в королевстве справедливости и порядка по их местам.

— Хотела поцеловать, теперь не стану! — Наташа отстранилась.

Эта минутная размолвка сидевших сзади не обрадовала Вавилона. Помирятся. Что уж тут обманывать себя: любит она красавчика Ромку, так и льнет к нему. Глаза бы не смотрели на них, уши бы не слышали. Показавшееся здание почтового отделения чуть приободрило водителя. Сразу за почтой, второй дом — его. Скорей бы за дело приняться. От их пустопорожней болтовни в кошельке не прибавится.

Свернув в переулок, Вавилон лихо, как заправский шофер, вкатил «Жигули» во двор, провел по асфальтовой ленте дороги вдоль всего длинного дома и точно, без помех, остановился в метре от железной ограды. Пусть, пусть глазеют жильцы хоть всех трех корпусов — когда-нибудь он въедет сюда и на своей собственной машине!

Любопытных зевак в этот послеобеденный час во дворе оказалось совсем немного, однако Вавилону доставило истинное удовольствие распахнуть правую заднюю дверцу, где сидела прекрасная Наташа. Руки, чтобы помочь выйти даме, он, правда, предложить не решился — неизвестно, что по этому поводу мог бы изречь словомудрый бородатый красавец. Но опасался, кажется, напрасно: неохотно выйдя из машины, Роман подозрительно огляделся по сторонам.