Владимир Добряков - Две строки до востребования

— Он еще спрашивает! — Полосатая пижама отчима была застегнута не на ту пуговицу, и оттого весь он казался странно перекошенным и жалким.

— Волик! — шумно всхлипнула Алла Игнатьевна. — Он разбил сервизную тарелку!

— Я разобью к чертовой матери весь этот сумасшедший дом!

Дотянуться до висячей полки, где в проволочных ячейках сушились блюдца и тарелки, Василий Федотович не успел — жена мертвой хваткой вцепилась в рукав его полосатой пижамы.

— Психопат! Купи сначала, а потом швыряй! Гэдээровский сервиз, девяносто рублей заплатила. — Алла Игнатьевна с жалостью посмотрела на разлетевшиеся по полу черепки. — Такую тарелку сейчас не достанешь.

— Всю жизнь тарелка тебе загородила! На него лучше посмотри, полюбуйся! На чадо свое дорогое! Ишь, волосья отрастил — ушей не видно. Двадцать лет скоро, а ума…

— Волик, это правда — ты бросил работу? — все еще ее отпуская руку мужа, жалобно спросила мать.

— Еще не бросил. Только подал заявление.

— Но почему?

— Не нравится мне в типографии.

— Видишь, ему не нравится! — вновь взвился отчим. — Наследный принц! Король Испании! Инженер с дипломом!

— Голос сорвете, — сказал Вавилон.

— Мальчишка! Как ты смеешь!

— А так и смею! — Вавилон смотрел отчиму в темный точечный провал зрачка. — Раз не нравится мне работа — найду другую. И устал я от вас, как в сумасшедшем доме живу. К морю вот поеду, друг приглашает.

— Ты слышишь?! Он к морю поедет! На отдых! Звезда Голливуда!

— А ну вас! — махнул рукой Вавилон. — Я пошел.

— Волик, а как же обед? Сметаны к борщу принесла…

— Не хочу!

— Пусть идет, — безуспешно одергивая перекошенную пижаму, жестко сказал Василий Федотович. — Обед, кстати, тоже заработать нужно…

Лишь на одно плечо натянув куртку, Вавилон хлопнул дверью.

Куртку можно было бы и на вешалке оставить. В город пришло лето. Настоящее, зеленое, со множеством желтых одуванчиков на газонах и бабочками-капустницами, ошалело метавшимися в солнечном воздухе. Что ж, пора. Весне жить по календарю оставалось ровно неделю.

Вместо того чтобы натянуть куртку на другое плечо, Вавилон и вовсе снял ее. Подержал в руке, замахнулся на бабочку, вылетевшую из-за куста, и перекинул куртку за спину. Была секунда — хотел вернуться, отнести куртку домой, но тотчас вспомнил красное, налитое злобой лицо отчима. Зачем мать живет с ним? Какая ей радость? Сплошная нервотрепка, скандалы из-за всякой ерунды. Разве они любят друг друга — ненавидят… Нет, если бы он женился (Вавилон сразу подумал о Наташе), у них было бы все по-другому. Что делить, зачем ругаться и бить тарелки? Глупость несусветная! А как бы у них было с Наташей? Вавилон шагал по залитому солнцем тротуару и улыбался. Красиво было бы. Он бы носил Наташу на руках. Ну, на улице, ясное дело, это неудобно, а дома — носил бы. Вот входят они в дверь, он берет ее на руки и несет в комнату, а оттуда — в кухню или ванную. А Наташа обнимала бы его за шею и целовала. Так бы они и жили.

«А ведь она права, — вдруг отчетливо подумал Вавилон, — не получится у нее такой жизни с Романом. Даже смешно, чтобы Роман, этот ленивый, полусонный, ничего не умеющий, кроме того, как дуть в свою трубу, красавчик, больше всего влюбленный в самого себя, взял бы Наташу на руки и стал бы носить по комнатам. Нет, не дождется того».

И Вавилону стало горько и обидно. За Наташу обидно. Он свернул за угол и тотчас увидел перед собой свою собственную тень, до странности укороченную и нелепую.

«Дождется не дождется — это уже не твое дело, — разглядывая уродливую тень, подумал Вавилон о себе как о постороннем. — Твое дело — сторона. Романа она любит. За него и выходит замуж. А ты, дурачок, будь доволен, если на свадьбу позовут».

К черту! К черту! Какая еще свадьба! Нет, лучше не думать об этом, не видеть. А может, в самом деле поехать к Сережке в Алушту? На первомайские праздники Сережка красивую открытку с видом Медведь-горы прислал — приглашает погостить. Сережка — друг настоящий, обрадуется. В море покупаются, камешки животами пошлифуют. Только опять закавыка — деньги. Да еще и долг. Видно, ничего не придумаешь — надо «толкать» маг. Конечно, если бы уломать Козерога потерпеть с долгом, то можно бы пока и не продавать. Жалко, такая вещь. А к Сережке недельки на две махнуть — расходы не великие. Мать подкинула бы. Точно, надо съездить. Надо. А то и правда в психиатричку от всего этого попадешь. И про Наташу забыть. Совсем забыть.

Желание увидеть Козерога овладело Вавилоном с такой неодолимой силой, что, не доходя до центрального проспекта, он свернул направо и ближним путем, дворами, направился к парку. Именно там скорей всего можно найти Козерога. Помимо умения обзавестись дефицитным товаром и ловко сбыть его Козерог был известен и как страстный любитель бильярда.

Когда за пышными кленами и кустами оборванной сирени показался длинный, крашенный в голубую краску павильон бильярдной, Вавилон загадал: если Козерог окажется там, значит, дело выгорит — тот согласится подождать с долгом. «Тогда вечером и телеграмму Сережке дам», — подумал Вавилон.

И едва он вошел в бильярдную, как обрадовался: тот, кого ожидал увидеть, был здесь. И Козерог заметил вошедшего. Улыбнувшись ниточками бледных губ, оставил на минуту игру и протянул Вавилону узкую руку.

— Как в кино. Только о тебе подумал, и ты — на порожке… Разговорчик имеется.

— Знаю: о долге. Я помню.

— И об этом тоже. А что помнишь — это чудненько. Ценю в человечках аккуратность… Обожди пяточек минут. Сделаю этого фрайеришку.

Козерог согнулся над бильярдом и, сжимая тонкими, словно паучьими, пальцами кий, ласково выдохнул:

— Восьмерочку — в правый уголок.

Вавилон снова загадал: «Попадет — моя удача». И снова сбылось: покатилась «восьмерочка», покатилась и — пропала в «уголке». «Пусть выигрывает, добрей будет», — подумал Вавилон. Козерога он побаивался. Ласковый-ласковый, а если что ему поперек — держись, пощады не будет.

И «пяточка минут» не прошло — Козерог аккуратненько положил в кошелек выигрыш. Взяв Вавилона под руку, вывел из бильярдной.

— Помнишь, говоришь, про должок?

— А как же, закон. Не волнуйся… Только вот попросить тебя хотел, если, конечно, согласишься…

— Что? — Козерог быстро вскинул глаза. — Еще подождать?

— Понимаешь, — горячо и просительно зашептал Вавилон, — вот так нужны сейчас деньги! Еще месяц не подождешь?

Козерог пожевал бескровными губами, поморщился, будто соли попробовал.

— Надо подумать… Ладно, разговорчик о другом… Требуется одного человечка приютить. Денька на три. В надежном местечке. Покумекай.

— Какого человечка? — насторожился Вавилон.

— Эх, пан Беспальчик! — укоризненно вздохнул Козерог. — Такой ненужный вопросик задаешь.