Михаил Самарский - Двенадцать прикосновений к горизонту

– И чем всё закончилось? – спросил я. – Отказалась она от крестика?

– Нет! – ответил он с достоинством. – Не сняла! Правда, её ни в пионеры, ни в комсомол не приняли. А после восьмого класса она уехала. Раньше мы над ней посмеивались, а сейчас стыдно. Собираемся с одноклассниками, стараемся на эту тему не говорить. Действительно стыдно.

– А у нас сейчас носи что хочешь.

– Сейчас не лучше, – вздохнул Федя. – Теперь другая крайность: крест носят как украшение. У нас же не могут жить посередине. Обязательно нужно или на самое дно опуститься, или чуть ли не к солнцу взлететь. Внизу утонешь, вверху сгоришь. Ну что? Может, поспим? – вдруг предложил он.

– Давайте, – согласился я и погасил свет.

Мне приснилась моя Машка. Куда-то бежала, смеялась, бросала в меня снежки. Вы знаете, Машка снится мне часто. И каждый раз разное время года: то лето, то весна, то осень. А в эту ночь приснилась зимой. Но что странно: она всегда в летнем платье. Вот и в этот раз. Бросает в меня снежки, а сама в летнем платьице. Я кричу ей: «Маша, замёрзнешь, надень куртку!» И протягиваю ей свою куртку, хочу обнять. А она убегает и снова бросает в меня снежки. Я не пытаюсь увернуться, стою и любуюсь ею. Какая она красивая! Голубушка моя сизокрылая…

Проснулся я утром от запаха чеснока. Фёдор жевал сало и запивал холодным чаем из бутылки. Увидев, что я проснулся, он сказал:

– Вставай, соня, а то ты так никогда до Ростова не доедешь. Есть хочешь?

– Хочу, – кивнул я. – Но чеснок…

– Да брось ты, – рассмеялся он. – Пока доедешь, он сто раз успеет выветриться. А к тому же, если девка тебя любит, то ей хоть, извини… Ладно, не к столу будет сказано. На, – он протянул мне кусок сала и хлеба, – подкрепись. Больше ничего нету.

Более вкусного сала я никогда в жизни не ел. Скажу вам, такая вкуснятина. И почему я дома от него всегда отказываюсь? Вот глупый. А ведь бабушка всё время предлагала: на, внучек, сальца скушай. А я нос воротил, морщился. Ты посмотри, а оно действительно наивкуснейшее.

– Ну как? – спрашивает водитель. – Вкусно?

– Угу, – киваю.

– Домашнее, – говорит Федя. – У меня кум всегда двух-трёх кабанчиков держит. Одного на ноябрьские валит, второго – на Новый год. Ну а третьего – когда придётся, по весне. Семья у него большая. Пятеро детей. Мать, бабка ещё жива. А недавно тётку парализовало, так он и её домой привёз. Добрейшей души человек. Дочку мою крестил. Кстати, дочке моей скоро шестнадцать. Она у меня тоже стихи любит. Даже сама что-то сочиняет. Только стесняется нам с матерью показывать. Как ты говоришь, автор-то твой ночной?

– Бродский, – говорю. – Иосиф Бродский.

– А, точно. – Фёдор легонько хлопнул ладонью себя по лбу. – Скажу ей. Может, знает такого.

– Да, конечно, знает, – говорю. – Если стихи любит, то мимо Бродского не пройдёт.

– Ага, скажу ей обязательно.

– Дядь Федь, – вдруг вспомнил я, – погодите! У меня тоже еда есть. Блин, как же я забыл.

Я нырнул в рюкзак и выудил оттуда пакет с продуктами.

– А ну-ка, что там у тебя? – заглядывая в пакет, спросил он. – Колбаса? Это сразу можешь выбросить в окошко…

– Это ещё почему? – удивился я.

– Да потому что колбасу жрать нельзя. Это отрава.

– Что вы такое говорите, дядь Федь? – опешил я.

– Ты слушай, что тебе взрослые люди говорят, – настаивал на своём мой спутник.

– Ну дома у меня тоже взрослые люди, – возразил я. – Но колбасу все жр… в смысле едят.

– А знаешь почему? – хитро сощурился он.

– Почему? – раскрыл я рот.

– Потому что они никогда не видели, из чего и как делают колбасу.

– А вы видели? – улыбнувшись, спросил я.

– Да.

– Расскажите, – потребовал я.

– Ты что, хочешь мне весь завтрак испортить? – Федя взял из моих рук палку колбасы и выбросил её в окно. Я и ахнуть не успел. – Так, а это что? Сыр? О! Сыр – это хорошо. Сыр, он и в Африке сыр.

Фёдор аккуратно отрезал два куска сыра, один протянул мне, а второй отправил себе в рот.

– А это что за пойло у тебя? – Он кивнул на бутылку.

– Это квас, – ответил я и гордо добавил: – Между прочим, домашний. Бабуля моя делает…

– Серьёзно? – Он вздёрнул брови. – А вот это уже хорошо, ну-ка плесни мне кваску, – он протянул мне стакан.

Я налил шипящего напитка, подождал, пока осядет пена, и добавил до полного. Фёдор жадно сделал несколько глотков, оторвался от стакана, вытер рукавом пену с губ и прокряхтел:

– Хорош квасок! Вот это напиток! Ой хорош! Дай бог твоей бабуле долгих лет жизни!

Маша:Привет! Ты где?

Я:На трассе стоим. Машина сломалась.

Маша:Ужас! Холодно?

Я:В машине тепло. Что-то с колесом, ехать не можем.

Маша:И что теперь?

Я:Да не волнуйся, Маш, что-нибудь придумаем.

Маша:Я переживаю.

Я:Как поедем, сообщу.

Маша:Ок. Жду.

После роскошного завтрака мы принялись ловить машину. Через некоторое время остановилась легковушка с двумя парнями. Номер ростовский.

– Земляки, будьте добры, – обратился к ним Федя, – возьмите пацана. Боюсь, как бы мне тут ещё одну ночь не пришлось ночевать. Запчасти только к вечеру подвезут.

– А куда он едет? – спросил водитель «Жигулей».

– В Ростов.

– Да ты не смотри на номера, я по доверенности езжу. Мы в Воронеж едем. Хочешь – садись, – обратился парень ко мне. – Всё ближе к дому. А там поймаешь и до Ростова. Поедешь?

Я оглянулся на дядю Федю. Он подтолкнул меня и сказал:

– Садись, садись! Соляра закончится, мы тут и околеем с тобой.

– А как же вы? – спросил я.

– Ой, – махнул он рукой. – Мне не привыкать. Ты за меня не переживай. Поезжай, поезжай. Телефон мой запиши. Может, когда позвонишь. Он продиктовал номер, я записал прямо в трубку.

Мы попрощались. Я сел на заднее сиденье, и мы отправились в путь. Минут через десять второй парень, что на пассажирском сиденье, повернулся ко мне и спросил:

– Тебя как зовут-то?

– Миша, – отвечаю.

– А меня Андрей, – говорит. – А его, – он кивнул на водителя, – Виталием зовут. Ты сам-то откуда?

– Из Москвы, – отвечаю. – К родственникам решил в Ростов съездить.

– А этот камазист кто? Родич твой?

– Так, знакомый, – говорю. – А что?

– Ничего, просто спрашиваю. Ты знаешь, Миха, мы ещё в одно место по пути заедем. На Куликово поле. Я давно хочу посмотреть, что там. Ты как? Не против?

Странный человек. А как я могу быть против, если мы в одной машине едем? Да мне и самому интересно взглянуть на Куликово поле.

– Конечно, не против, – говорю. – Сам с удовольствием посмотрю.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Андрей. – Тут недалеко от трассы.

Как оказалось, это «недалеко» – пятьдесят с лишним километров. Это только в одну сторону. Да ещё дорога такая, что не разгонишься. Отвратительная дорога. Летом, может, она и нормальная, но зимой страху я натерпелся. Особенно когда встречная машина идёт. Кажется, что сейчас в кювет слетим. Где-то километров за двадцать до Куликова поля проехали деревню Михайловское.