Владимир Добряков - Взлетная полоса

P. S. Пожалуйста, не сердись. Может, я все-таки перепутала. Но, кем бы ни был, все равно ты мне очень дорог. До свидания. Н. »

Объяснять, какая охватила меня радость, думаю, не надо.

Еще раз перечитав письмо, я задумался: как же быть? Пойти и открыться: «Здравствуй, это я!» Или пока не открываться? Лучше все-таки подождать. Ну как я такой, косоротый, покажусь? Правильно, сначала напишу письмо.

Однако письма в тот день не написал. Просто не знал, как это сделать. Подтвердить ее догадку, точно, мол, это я поверг злодея и страшилу? Не прозвучит ли похвальбой? В самом деле, столько времени скрывался, а тут — вот я, герой, победитель!

Была и другая причина. Когда прятал в нижний ящик стола Надино письмо, то увидел: журнал «Юность» лежит не как обычно — на дне ящика, а поверх старого учебника географии за 6-й класс. Я сразу заподозрил: журнал кто-то брал. А в нем письма! Нет, они все были целы, но их могли прочитать. Мама? Отец? Сомнительно. Валера?.. Неужели читал, не постеснялся?

С братом удалось поговорить лишь на другой день, в воскресенье. Накануне он снова пришел поздно, когда я, измученный мыслями и вопросами, на которые не находил ответа, забылся крепким сном. А если бы проснулся, то наверняка попытался бы вызвать на откровенный разговор. Хотелось знать, читал ли он Надины письма. Но главное было даже не в этом. Мы уже давно ничего не говорили о Гале. Я видел: Валере это неприятно, а может, и неудобно, стыдно. Ведь в размолвке был виноват Валера. Теперь я это знал точно, от самой Гали.

Я позвонил около семи вечера. Вдруг захотелось, услышать ее голос, рассказать о новостях, ведь столько всего произошло за последнее время! Минуты две ждал у телефона, пока ходили за ней в двадцать вторую комнату.

— Боречка! — закричала в трубку Галя. — Целый век не видела тебя! Как живешь? Чего нового? Рассказывай по порядку…

Все выложил, как и просила. Что приняли в комсомол, по плаванию наконец выполнил норму первого разряда, о Наде сказал, про драку с Капустиным, и что хотя принимаю поздравления, но хожу с синяком.

— Ты видела его, этого Капустина, — сказал я. — Мы вышли тогда из подъезда, а он играл на гитаре. Еще сказала, что мне нужна шпага — защищать, тебя.

— Помню, помню, — подтвердила Галя. — Значит, победил? Молодей! Всегда верила в тебя. Поздравляю!

Услышать от Гали такое было особенно приятно, но я поспешил перевести разговор на другое:

— Почему же ты никогда не зайдешь к нам?

Она сразу замолчала и несколько секунд дышала в трубку. Стало нестерпимо жалко ее. Я вздохнул и сказал:

— Твой привет я тогда передал Валере. И номер телефона… Знаешь, он долго-долго смотрел на листочек. А потом спрятал в записную книжку. Правда-правда.

— Бориска, — серьезным тоном сказала Галя, — ты хороший человек, но плохой обманщик. Листочек-то Валерий спрятал, позвонить забыл. Не надо о нем говорить. Насильно мил не будешь. Хоть и трудно мне, но я как-нибудь переболею эту болезнь… Ну, заканчиваю. Тут пришли звонить. Передавай всем привет…

Валеру я видел утром. Лежа на спине, брат смотрел в потолок. В пальцах его была зажата незажженная сигарета. Заметив, что я проснулся, Валера бодрым голосом спросил:

— Ну, рядовой Сомов, покажись — как твоя героическая фотокарточка выглядит?

Такой тон предвещал доброе начало, и я охотно выставил на обозрение свою заспанную физиономию.

— Для торжественного построения, пожалуй, еще не годишься, — констатировал Валера, — но освобождения от зарядки тебе никто бы уже не дал.

— И не собираюсь освобождаться! Раз, два, три! — Я храбро вынырнул из-под теплого одеяла и запрыгал, на стылом полу. — А ты? — с вызовом спросил я. — Трусишь?

— Я-то? — Валера усмехнулся, взбугрил на руках тугие мускулы. — Я, старина, два года закалял дух и тело. Каждое утро — полный гимнастический комплекс. Да еще какой! И чуть не до самых морозов — в одних штанах, без гимнастерки. Вот так-то! Надоело, как перловая каша старшего сержанта Куценко. А теперь и здесь, на гражданке, зарядочка начнется. Решил, братуха, завязывать с вольной жизнью. Железная необходимость — позарез нужны купюры мелкого, а еще лучше крупного достоинства. Куда податься? Можно бы шофером на автобазу, но… крупных купюр там не предвидится. И надоело до чертиков! В армии — за баранкой, здесь то же самое. Не хочу! Поговорил с понимающими людьми — советуют в железнодорожное депо: Например, сцепщик вагонов. Хотя бы на первое время. Дело нехитрое, на воздухе, физический труд. И ходить от нас недалеко. В общем, на днях рабочий класс в моем лице получает надежное пополнение.

Валера потянулся всем своим могучим телом.

— Последние деньки гуляю. — Он вздохнул и, вспомнив о сигарете в руке, сказал: — Открой, старина, форточку. Выкурю одну.

Я почувствовал, что с разговором лучше немного обождать.

Удачный момент представился скоро: мы остались, с Валерой вдвоем (мама уехала проводить экскурсию, отец ушел в пожарную часть), а динамик, висевший на кухне, пожелал нам веселого настроения в заключительной песенке передачи «С добрым утром». Мы сидели за столом, пили чай. Я выключил динамик и спросил напрямую:

— Ты в ящике стола не брал журнал «Юность» за прошлый год?

Брат подумал секунду и, словно выигрывая время, на вопрос ответил вопросом:

— А что, разве журнал исчез?

— Не исчез. Просто лежит не так… Не как раньше.

— А зачем ему лежать особенно? Что-то прятал в нем?

— Ты же смотрел журнал. Знаешь…

Отпираться брату стало совестно, и он, смущенно почесав широкий нос, засмеялся.

— Не ругай, старина, грешен: видел в журнале письма.

— И читал?

— Если без вранья, то было такое дело… Там ведь и про меня есть немного. Про одеколон, видишь, подцепили… Так что прочитал. Каюсь. Ну что теперь делать? Казни. Можешь по шее треснуть. Разрешаю… Интересные, понимаешь, письма этой твоей приятельницы Н.

В признании Валеры чего-то неожиданного для меня не было, потому я и рассердиться по-настоящему уже не мог. Чинить расправу над братом я не стал, лишь спросил с затаенным интересом:

— Тебе правда понравились письма?

— Классика! — восторженно подтвердил Валера. — Как в кино!

Такая похвала показалась мне подозрительной.

— Не шутишь, нет! Правду говоришь?

— Правду хочешь… — Валера согнал с лица улыбку. — Старина, в бутылку не лезь, но если без вранья, всерьез, то эти писульки твоей прекрасной Н. — не из жизни, а из книжечек.

Я побледнел, и Валера сжал мою руку.

— Будь мужчиной. Правде надо смотреть в глаза. Я-то, поверь, побольше твоего знаю жизнь. И про любовь знаю… не из книжечек. Какая еще любовь? Что за овощ? Где она? Сам когда-то верил. А теперь — нет, дудки, нема дураков. Взять ту же Наташку. Помнишь, письмо прислала. Одеколоном надушено. Уж в какой верной любви клялась, какие слезы лила, когда прощались!.. А что вышло? Заказываю три дня назад междугородную. Берет трубку и опять в слезы: «Лерчик, дорогой, прости-извини, вернулся из загранплаваний Петя. У нас с ним старая дружба. Вельветона привез, японского шелка, белые джинсы, две пары кроссовок. Предложение сделал. Не думай обо мне плохо. Всегда буду помнить тебя». Вот и вся любовь! Мы чай тут пьем, а в это время они заявление в загс подают. Все женщины такие.