Владимир Добряков - Взлетная полоса

— Зачем? От полноты чувств?

— От радости.

— Как жаль, что уже нет бабушки. Ты бы ей понравился. Тоже была веселая. Когда не болела… Боря, пора идти домой.

— Пора.

— Ты обо мне своей маме не говорил?

— Не говорил. Только Гале.

— И я не говорила… А если скажу? Можно?

— Как хочешь.

— А ты скажешь?

— Все равно узнают.

— Про что узнают?

— Ну… что дружим.

— Наверно, узнают… Ты не боишься?

— Не буду бояться.

— Ты сильный… Сегодня прочитала твое письмо. Такое короткое.

— Я его долго писал…

— Тоже не стану тебя обижать… И я знаю, почему так написал, — про Галю и брата подумал. Да?

Мы вышли на улицу. Одна за другой с мягким шумом пробегали машины. В свете фар косыми стрелами падал покрупневший снег. Глядя перед собой, я сказал: Бывает, просто ненавижу его…

— Идем. — Надя потянула меня за руку. — Зеленый свет… А может, они помирятся?

В ответ я вздохнул.

— Как там Валька Капустин себя чувствует?

— Восемь-восемь!

— Что? — не понял я.

— Вот и я спросила, что это такое. Подошел сегодня ко мне и улыбается. «Восемь-восемь!» Это у него обозначает все в порядке. В общем, старается делать вид, будто все в порядке. То и дело кричит: «Два глаза — роскошь!» Да не очень-то его боятся. Посмеиваются. Ты хорошо проучил его. Больно было? — Надя участливо взглянула на мою губу.

— Мужчины на это отвечают: «Ерунда!»

— Боря, а какие недостатки ты зачеркнул?..

За разговорами я и не заметил, как оказались возле Надиного дома. Пора было прощаться. От этой мысли стало грустно. Но ведь скоро вновь могу увидеть ее. А когда? Завтра? Мне так хотелось спросить об этом. Но стеснялся. Видно, и Наде неудобно было спрашивать — стояла поникшая и чего-то ждала. Посмотрев на дверь, она быстро сказала:

— Мне очень интересно было с тобой.

И я решился:

— Завтра приду из школы и сразу сяду за уроки. И по дому что нужно сделаю… Можно, если потом увижу тебя? Хоть на десять минут.

— И я так подумала! — радостно сказала Надя. — Все-все сделать и немного погулять. Боря, до завтра.

С Надей мы виделись каждый день. Находили время. Я научился не терять ни минуты. И даже не представляю, как бы смог прожить день, не увидев ее. О чем только не говорили! Открывали свои Америки. Помню, долго рассуждали о «проблеме красок». Как видеть жизнь? В каких красках? И сколько их? В конце концов сошлись на том, что красок и оттенков множество, но главные все же две — белая и черная. Без этих ясных ориентиров можно все запутать, как запутал Валера. О брате говорили часто. И о Гале. Причину их разрыва я объяснял характером Валеры.

— А если мы чего-то не знаем? — возражала Надя. — Может, и Галя в чем-то виновата?

— Никогда не поверю. Она чистый и верный человек. А Валера всегда был эгоистом. Любой ценой хотел быть первым.

И опять сообща искали ответ — можно ли чего-то добиваться любой ценой?

Бывало, и спорили. Например, о Капустине. Я договорился до того, что свою победу над ним объявил бесполезной, даже вредной. Разве исправился он, что-то понял? Только хитрей станет, коварней. Пришлось и Наде согласиться, что кулаками в самом деле мало чего докажешь. Тогда и мелькнула у нее мысль: не попытаться ли приохотить Вальку к занятиям в ансамбле? Он же бренькает на гитаре. Сказала, что поговорит с руководителем школьного ансамбля…

Скучно нам не было. Какое там! Мы просто не могли наговориться. Кроме того, нередко вместе готовили уроки, ходили в кино, гуляли. Открывая мне дверь, Вика прыгала от радости, висла на руке и требовала, чтобы поиграл с ней в прятки или рассказал про Пушка. Мама Нади Людмила Васильевна тоже привыкла ко мне и, бывало, запросто говорила:

— Боря, Надежда, живо к столу! Картошка стынет.

Я же считал своим долгом (поскольку в доме не было мужчин) заменить сносившуюся резиновую прокладку водопроводного крана, починить выключатель лампы, однажды даже снял кухонную дверь — скрипела так, что на лестнице было слышно. Петли смазал постным маслом, и дверь сразу успокоилась.

Иногда и Надя бывала у нас дома. С мамой они быстро подружились, а вот отец, мне казалось, смотрел на нее с подозрением. Вслух об этом не говорил, но я чувствовал: не одобряет моей дружбы с Надей. Опасался, что я стану хуже учиться. Успехи в школьных занятиях и вообще учебы для отца всегда были чуть ли не самым важным в жизни. Ему самому, по причинам, какой выражался, «неумолимых жизненных обстоятельств», удалось закончить лишь девять классов, и, видно, очень переживал из-за этого. А тут еще Валерий подвел — не попал в вуз. Потому-то и боялся за меня отец. А вышло наоборот: именно в последнее время в дневнике у меня чаще стали появляться пятерки. Лидия Максимовна заявила на собрании:

— Есть все основания надеяться, что в следующей четверти Сомов выйдет в отличники.

Видимо, так и сказала — на родительское собрание ходил отец, а он лишнего прибавлять не стал бы. После этого отец впервые ласково улыбнулся Наде.

— Где Новый-то год собираетесь встречать? — спросил он во множественном числе, имея в виду меня и Надю.

— Мы елку сегодня купили, — сказала Надя. А я добавил, потому что не совсем было ясно, кто покупал:

— Красивую выбрали. Пока несли, человек десять спрашивали, где такие продаются.

— Вам повезло, — подтвердил отец и обратился ко мне: — Если крестовина понадобится, возьми в кладовке. Или игрушки какие. И лампочки. Мы-то, видать, не будем ставить елку. Мне, похоже, придется идти на дежурство… В Новый год, — объяснил он Наде, — у нас, как всегда, повышенная пожарная готовность.

— А вы, Раиса Ильинична; — сказала Надя, — приходите к нам на елку. А то знакомых у нас мало, гостей не будет. Двоих девочек из нашего класса звала — сказали, что не могут, дома будут встречать. Правда, приходите.

— Спасибо, Наденька. Может, и соберусь.

В пожарном депо сумели обойтись без отца, и Новый год мои родители встречали у Озеровых. Видимо, взрослым хотелось лучше познакомиться друг с другом, если уж мы с Надей так подружились. Праздник прошел весело. Отец поборол обычную нелюдимость и танцевал с дамами. Огромный, раскрасневшийся, он то маму кружил, то галантно приглашал Людмилу Васильевну.

И мы старались не отставать. Но танцевали по-своему. Даже мелодию «Голубого вальса» приспособили под шейк. Особенно у Вики забавно получалось. Голова с бантами на косичках дергалась, а тело и руки вихлялись так, будто у нее и позвоночника не было.

Мы с Надей были счастливы. Когда забежали на кухню — зажечь газ и поставить чайник, Надя схватила меня за руку.

— Оказывается, я ужасная эгоистка! Знаешь, о чем подумала? Как хорошо, что девочки не пришли на елку. Боря, это плохо, что я такая? Да? Но мне почему-то никого больше не нужно. Так интересно с тобой!