Сири Колу - Разбойниковы и разбойничья песнь

Наконец начался второй тур. Первым на сцену пригласили бормочущего Безумного Чарована. Вроде бы он собирался петь про королевскую кобру, но, выйдя на сцену и постояв несколько секунд, вдруг затянул хриплым надтреснутым голосом:

— Папуля, поиграй со мной в хоккей…

Ведущие ободряюще улыбались, но толпа красноперых однокомандников в отчаянии закрыла руками глаза. Последние надежды растаяли. Хоть это и вышло случайно, посыл был ясен: отдайте свой голос за Чарованов, и смута, воцарившаяся в последние годы за время болезни Великого Пярнанена, продолжится. Голосуйте за нас, и в будущем вы даже не поймете, кто на самом деле правит из-за спины глав-атамана.

Хильда и Кайя смотрели на выступление, подбоченившись и качая головами. Как Чарованы допустили подобное, зная, что это конкурс на титул глав-атамана? Почему не отправить Безумного Чарована на пенсию? Почему кого-то из сыновей честно не назовут атаманом? Что может быть печальнее, чем потерявшийся во времени старик, поющий детскую песенку?

— Протестую! — вскричала Марта Чарован, даже не дав песне закончиться. Ядовитые сестрички протолкались к сцене, и Берта выпихнула Марту на сцену. Ну правильно. Берта сильнее физически, а Марта мастерица на оскорбления и словесные баталии. Оказавшись на сцене, Марта бросилась отнимать у старого Чарована микрофон, крича:

— Протест! Чарованы протестуют!

Микрофон начал фонить, все присутствующие прижали руки к ушам. Старый Чарован в полном недоумении застыл на сцене.

— По какому поводу протест? — крикнула Эн-Ка Микконен, но ее было почти не слышно, поскольку микрофон оставался у Марты.

— Бешеный Чарован больше не атаман! — во все горло завопила Марта. — Он уходит в отставку, на пенсию! Наш настоящий атаман — Юнтта Чарован! Пусть он поет!

Красноперые затопали ногами и закричали: «Ура!» Арчи Подагра жестом союзника похлопал Юнтту по спине. Только стоявший поодаль глуповатый Джейк чистил ногти с мрачным выражением лица. Очевидно, он тоже не отказался бы от звания атамана.

Марта протянула микрофон Берте, и та сказала последнее слово:

— Если внутрисемейное решение Чарованов о смене власти не будет одобрено, Чарованы также отказываются признавать решения совета и выбранного остальными глав-атамана.

Междоусобная война и хаос — вот что это означало. Собственно, весь нынешний праздник лета к этому шло.

— Ишь как торгуются, — шепнула мне Кайя. — Похожи на агента моего Йони, ну то есть агента того актера, которого назначили на главную мужскую роль. Только и знает, что набивать цену. Одно слово — рвач!

Конкурс был приостановлен, Безумному Чаровану помогли спуститься со сцены. Новый разбойный совет собрался на сцене и шепотом вел переговоры с организаторами. Справедливо ли дать Чарованам дважды выступить во втором туре? Будет ли справедливее, если все соревнование пойдет прахом и Чарованы покинут праздник, объявив войну? Чарованам удалось в самый последний момент нарушить всю честную игру и заставить остальных считаться с их условиями.

Лукас взял микрофон и постоял на сцене с серьезным видом, дожидаясь тишины.

— Новый совет выслушал Марту Чарован и принял решение принять протест, — голос Лукаса утонул в воплях и топоте чарованской компании.

— Вместо Ханнеса Чарована во втором туре Хараоке представителем команды выступит Юсси (Юнтта) Чарован.

Юнтте широким жестом протянули списки треков, и он принялся их листать. Марта выглядывала из-за правого плеча, Берта — из-за левого, от этого Юнтта казался трехголовым. Наконец он сделал свой выбор.

— Дэ тридцать шесть, а ну-ка, — велел он и через плечо швырнул списки Лукасу, точно тот был мальчиком на побегушках, а не членом разбойной команды, только что прошедшей в совет.

Юнтта выбрал песню You really got me, но удивил публику тем, что спел ее по-фински, на слова Анки Линдквист. «Я негодяй» — убедительно выпевал коротко стриженный Юнтта, по-разбойничьи оглядывая публику из-под бровей.

Вот что светит тем, кто напишет на карточке с золотой короной фамилию «Чарован». Капризы, своенравие, поддержка своих и подавление всех остальных. Именно так все и будет. У меня по спине побежали мурашки. Что, если Чарованы победят? Тогда слова из песни Хели — «Ни милости, ни родины» — окажутся воистину пророческими.

— Сильный соперник, — Кайя глянула на меня из-под очков. — Прошу прощения, но у этого парня определенно есть харизма.

— Надеюсь, Карло не разволнуется до потери рассудка, — с беспокойством сказала Хильда и зевнула. — Он совсем не умеет выступать на сцене.

— Болван! — выпалила Хели так громко, что на нас обернулись. Конечно, имелся в виду не Карло, а выступление мерзавца Юнтты. — Самовлюбленный болван!

Словно услышав, Юнтта перешел по сцене поближе к нам и стал петь, глядя Хели прямо в лицо. Хели подскочила и принялась пробираться сквозь толпу туда, где взгляд Юнтты не мог ее догнать.

Юнтте вежливо потопали. Я принялась пробиваться к сцене. Двигаться в толпе возбужденных взрослых было страшновато. Чарованы уже мнили себя победителями. Если результат, который объявят завтра после полудня, им не понравится, может разразиться настоящая битва.

Ступеньки, ведущие к сцене, были заполнены народом. Йоханнесу пришлось отодвинуть в сторону Арчи Подагру и еще пару Чарованов, чтобы меня пропустить. Маркус переместился на место Маттеуса за пульт и ободряюще улыбнулся мне, когда я протянула ему диск. На сцену пригласили Бешеного Карло, ведущий попросил тишины.

Разбойники выжидали. Бешеный Карло смотрел на меня, ожидая знака, чтобы начать. Я достала скрипку, положила подбородок на деку и заиграла начало печальной народной песни. Маркус включил запись. Бешеный Карло запел на редкость близко к нотам:

В стае Чарованов послышались смешки. Это что? Песня для финала разбойничьего конкурса? Бешеный Карло делал вид, что не замечает, и продолжал:

В этот момент Бешеный Карло дал знак Маркусу, тот остановил караоке и врубил ритмичный рэп — именно его мы и намикшировали в машине перед самым началом конкурса.

— Поехали! — скомандовал Карло и вступил:

В промежутке звучали барабаны и какой-то странный свист, похожий на сбрендивший саксофон. И снова припев. Казалось, Карло поет под аккомпанемент фабричных станков, каким-то чудом уговорив их греметь в нужном ритме.