Константин Курбатов - Чуть-чуть считается

– Ишь, в лоб тебя по затылку, прыткий какой. – сказал Вася. -Защищать! Я вот тебе сейчас вместо ног спички вставлю, а ты иди попробуй пожалуйся своему деду. Пожалуйся, пожалуйся. Я тебе тогда не только ноги повыдёргиваю.

– Ты врун! – закричал Витя. – Ты обманщик! Мы так и знали, что ты прямо врун и обманщик! Ты говоришь одно, а думаешь другое! Ты совсем и не гражданин вовсе!

– Тю! – удивился Вася. – Видели гражданина. Ты, что ли, гражданин? Почему же ты тогда мне не сказал, что вас с Прохоровым вызывали на эшафот? Любу вашу, оказывается, не вызывали, а вас вызывали. И вы Ивану Грозному наврали там на меня. Выходит, кто из нас не гражданин? – закончил Вася, спрыгивая с подоконника.

От первого удара, который последовал сразу за прыжком, Витя сумел увернуться. Васин кулак шёл с прицелом прямо в глаз. Витя сжался и присел. Кулак просвистел у него над головой.

Дело принимало худой оборот. На лестнице – никого. Ход вниз Вася перекрыл, не прорвёшься. Вверх бежать без толку, всюду тупики.

И тут Витя вспомнил про Светлану Сергеевну, которая осталась в классе. Лучше позорное бегство под защиту учительницы, чем унизительное избиение. Впрочем, Витя не очень рассуждал, что лучше. За него рассудили ноги. Они вихрем вознесли его вверх по лестнице.

Бегать Витя умел. Вася Пчёлкин пыхтел с отставанием от Вити метра на два. В коридоре, на прямой, разрыв увеличился ещё. Но, наверное, Вася попросту не очень нажимал. Он был убеждён, что гонит Витю в тупик.

У своего класса Витя резко свернул, рванул на себя белую дверь и мгновенно её за собой захлопнул. И первое, что Витя увидел в классе, был пустой учительский стол. Вернее, не пустой. Тетради на столе лежали, а Светланы Сергеевны почему-то не было.

На дальнейшее Вите были отпущены мгновения. Не стоять же так дурак дураком и дожидаться, когда Вася Пчёлкин разделает тебя под орех. Витя бросился в дальний угол класса и нырнул под последнюю парту. Спасение не спасение, но всё же. Во-первых, бить под партой Пчёлкин Витю не станет. Как под партой бить, если не размахнуться? А вытащить Витю из укрытия не так-то просто. Попробуй вытащи, когда у Вити под партой имеются и зубы, и ногти.

Едва Витя нырнул в укрытие, хлопнула дверь и раздался бодрый Васин голос:

– Ну, килька, погоди!

Как разыскать притаившегося где-то под партой шкета? Проще простого: заглянуть под первую парту – весь ряд просматривается насквозь. Вася Пчёлкин так и поступил.

Заглянул. Пусто.

Он добрался на четвереньках до среднего ряда. Заглянул под учительский стол.

Никого.

– Ясно, – сказал Вася Пчёлкин. – От кильки – вы слышите, граждане? – уже идёт запах. Кильку, граждане, можно есть прямо с головой, костями и хвостом. Внутренности, граждане, лучше выплёвывать.

– В чём дело? – раздался тут голос. – Откуда у меня под столом могла очутиться килька? Какие граждане?

Застыв на четвереньках, Вася Пчёлкин поднял голову.

Над ним со строгим лицом стояла учительница Светлана Сергеевна.

– Так откуда здесь всё-таки могла оказаться килька? – повторила Светлана Сергеевна, принюхалась и заглянула под стол.

– Да нет, – сказал Вася Пчёлкин, поднимаясь с четверенек и отряхивая коленки. – Ниоткуда. Нету здесь никакой кильки.

– В чём же тогда дело?

– Шутка, – вздохнул Вася. -Можно, я пойду? До свиданья.

Скрипнула дверь, негромко прикрылась, и в классе сделалось так тихо, что у Вити от напряжения зазвенело в затылке. От неудобной позы у Вити занемела левая нога и в пятку стали колоть иголочки. Витя сидел под партой, изогнувшись в три погибели. Колени выше макушки, спина – колесом, в лопатку больно упирался какой-то деревянный выступ.

Почему Витя сидел под партой и не вылезал, он и сам не знал. В лопатку давило, в пятку кололо, а он сидел и не двигался. Точно мышь в норе.

Когда иголки стали колоть не только в левую пятку, но и в правую, Витя решил, что так больше нельзя. Сколько же можно мучаться? Нужно вылезать.

И только Витя совсем уже было собрался выбраться из-под парты, в класс кто-то вошёл. Вернее, не кто-то, а Иван Грозный. Витя сразу узнал завуча по голосу.

– Света, – сказал завуч, – я как почувствовал, что ты здесь. И долго ты собираешься от меня бегать?

– До тех пор, Иван, – отозвалась Светлана Сергеевна, – пока ты не станешь вести себя иначе.

Вот те раз! Оказалось, Светлана Сергеевна с завучем без всякого разговаривали на «ты». Хотя только сегодня Витя собственными ушами слышал, как они обращались друг к другу на «вы». Выходит, при всех у них было одно, а наедине другое.

– Мне не совсем, честное слово, понятно, – сказал Иван Игоревич, – за что ты так уж на меня обиделась. Дело, по-моему, не стоит выеденного яйца. Самое главное, Света, как я отношусь к тебе. А это ты прекрасно знаешь.

– Ага, знаю, – вздохнула Светлана Сергеевна, – ты относишься ко мне, как многоопытный педагог с десятилетним стажем к бездарной подготовишке. Моё мнение для тебя…

– Это не так, Света! – перебил он.

– Нет, так, Иван, – тихо сказала она. – Я уже сто раз говорила тебе, что мне отвратителен постоянный обман, который ты возвёл чуть ли не в главный принцип педагогики. Обман во имя укрепления авторитета! Какая чушь! Ты, Иван, почему-то считаешь возможным принести мне в класс билеты на концерт и сказать при учениках, что это вопросы по методике. Ты…

– Света! – взмолился Иван Игоревич. – Но ведь всё это мелочь. Неужели мы будем из-за неё ругаться? Ведь главное, что я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни!

– И боишься, что об этом кто-нибудь узнает? Боишься, что наши с тобой отношения подорвут незыблемый авторитет завуча?

– А тебе непременно нужно разафишировать наши отношения на всю школу?

– Разафишировать? – удивилась Светлана Сергеевна. – Но неужели ты всерьёз веришь, что в школе никто ни о чём не знает и ничего не замечает? Да те же мои ученики, которых ты считаешь несмышлёнышами, знают и видят в сто раз больше, чем тебе кажется. И ложь не помогает тебе, Иван. Ты напрасно тешишь себя надеждой, будто пользуешься у них уважением. Они всего-навсего боятся тебя.

– Это неправда!

– Нет, Иван, правда.

– Ты ещё слишком наивна, Света, – сказал завуч. – Пройдёт немного времени, и ты на собственном опыте убедишься, что только безоговорочная дисциплина способна держать учеников в узде, что только отсюда начинается истинное уважение к воспитателю.

– С узды? – тихо спросила Светлана. – Я, Иван, считаю, что между воспитателем и воспитуемым несколько иные отношения, чем между лошадью и всадником.

Наступила пауза. И Витя почувствовал, что ещё немного, и он не выдержит. У Вити совершенно затекли спина и шея, онемели ноги и руки.