Борис Павлов - Вовка с ничейной полосы

Мать всплеснула руками и заплакала, отец молча стал собирать пожитки. Вовка не сразу сообразил, что их выгоняют. Потом кинулся помогать отцу.

- Шнель! Бистро! - Немец тыкал им в спины прикладом.

Выйдя из землянки, отец повернул было в сторону деревни - там уцелело два полуразрушенных дома. Фашисты, боясь обстрела, не жили в них. Но солдат преградил винтовкой дорогу и, направив штык отцу в грудь, погнал к заброшенной глубокой траншее. Здесь им было приказано остаться.

Так очутился Вовка с больной матерью и инвалидом-отцом в траншее на ничейной полосе, между вражеской обороной и нашим передним краем, за рекой и луговой низиной, простреливаемой немцами. Здесь, на высоком западном берегу, прекрасном наблюдательном пункте, немцы вели прицельный огонь по лощине ничейной полосы. Лощина хорошо простреливалась и нашими войсками.

На шею каждому (отцу, матери, сыну) повесили жестяную бирку, на которой по-немецки было написано название деревни и личный номер. Вовка тут же попытался сорвать бирку, но фашист с размаху ударил его по голове.

Фашисты запретили выходить им из траншеи ночью. За нарушение - расстрел. Днём разрешалось в определённые часы ходить около траншеи под надзором солдат.

- Ты поняла, что задумали эти изверги? - спросил отец у матери.

Та только заохала.

- Это они себя обезопасить хотят, понимаешь? Мы у них вроде щита. Заметила, как они боятся наших? Из-за нас не станут стрелять наши артиллеристы.

А этим извергам спокойнее.

- Давайте не выходить из траншеи! Пусть бьют наши! - сказал Вовка.

И как бы в ответ на его слова в окоп спрыгнул солдат и погнал их на «прогулку». Только матери разрешили остаться. Даже немцу было ясно, что она не может встать.

Прошло пол месяца, и наши не сделали ни одного выстрела по этому участку немецкой обороны. А за траншейными узниками фашисты по-прежнему строго следили.

- Дожили, пособниками врагу стали, - сокрушался отец.

- Не убивайся, есть уже почти нечего, скоро околеем с голоду! - тихо говорила мать.- Только сыночка жалко… Если выживет - сиротой останется! - И мать принималась плакать. Сил у неё не было, и плакала она беззвучно, долго.

- Что ты, мамань, все живы будем! Наши скоро в наступление пойдут, выбьют фашистов, освободят нас, тебя лечить будут!

И голодно было, и дождь мочил, и давно уже опостылело сидеть в этой грязной траншее, но Вовка понимал, что надо терпеть. И терпел.

Незаметно высунувшись из окопа, он часами наблюдал за тем, что делается на вражеской стороне. И за эти полмесяца невольно запомнил, где у них стоят пулемёты, пушки, где находятся наблюдательные пункты, офицерские блиндажи, кухня, обозы… Вся жизнь немцев была у него как на ладони. А когда ему надоело смотреть на немцев, он переходил на другую сторону окопа и с надеждой смотрел на наши позиции. Но они находились за рекой, за низиной, и Вовка мало что мог разглядеть.

Вовке было уже десять лет. На его глазах фашисты сожгли деревню, убили много жителей. Он видел, как мучаются мать и отец, и мальчик ненавидел фашистов лютой ненавистью. С врагом надо бороться, мстить ему, но как? Вовка строил планы один фантастичнее другого, понимал их несбыточность. Но сегодня этому бездействию пришёл конец. Вовка проснулся с твёрдым решением во что бы то ни стало проникнуть к нашим.

Немцы не разрешали им ходить за водой к реке. К небольшой доске, лежавшей на бруствере траншейного выступа, отец приладил желобок из куска берёсты. В дождь вода стекала по желобку в банку. Эту-то дождевую воду они пили, ею же, если хватало, и умывались. Но сегодня банка была пуста.

Отец и мать ещё спят. Осторожно, чтобы не разбудить их, Вовка встал и, взяв банку, вылез из траншеи. Он не чувствовал страха, только лёгкий холодок в груди. Подняв над головой банку - пусть видят, что он идёт за водой,- Вовка пошёл вниз, к реке. Его никто не окликнул. Он ускорил шаг.

«Нет, на реку я сегодня не пойду, далеко, поверну в овраг, там ручей. Пусть привыкнут к тому, что я хожу за водой…»

Вовка спустился на дно оврага и пошёл к ручью. Он ещё не верил, что всё так легко сошло ему, ждал, что вот-вот кто-то побежит за ним или начнёт стрелять. Овраг был глубокий, заросший травой и кустарником.

А вот и ручей. Вовка сел на корточки, подставил под струйку едва пульсирующего фонтанчика банку и вдоволь напился. Потом вымыл руки, лицо.

Он на мгновение забыл о грозящей ему опасности. И вода была вкусна, и солнце ласково грело, и очень уж хотелось растянуться на траве, полежать. Но немецкая речь, неожиданно прозвучавшая совсем рядом, заставила мальчика вздрогнуть. Он тихонько отполз от родника и спрятался в кустах. Солдаты оживлённо переговаривались, и Вовка понял, что идут они не за ним. Вот они прошли овраг, поднялись наверх и направились в сторону деревни.

Подниматься по крутому склону оврага с водой было нелегко. Вовка дорожил каждой каплей, смотрел под ноги, чтобы не зацепиться. Но вот он выбрался из оврага и поднял голову - перед ним стоял немец. Он молча взял банку, осмотрел её на свет и вылил воду в свою флягу.

Потом уже из фляги сделал несколько глотков, и его толстое, заросшее рыжей щетиной лицо расплылось в улыбке.

- Гут! Зер гут! Карашо! - рявкнул он и похлопал Вовку по плечу.- Я всё видель! - добавил он.

Вовка ничего не ответил. «Чёрт с ней, с водой! Ведь немец не ругал меня, что я отошёл от траншеи. Завтра пойду снова, потом ещё и ещё. Может, так и приучу…» - рассуждал Вовка.

- Что же ты, сынок, погубить нас раньше времени хочешь? - запричитала мать, когда Вовка спрыгнул в траншею.- Не ровен час, выстрелят - и всё! Сказано сидеть - и сиди!

- Воду, сынок, в реке брал? - испытующе глядя на Вовку, спросил отец.

- Нет, в овраге…

Отец задумчиво покачал головой, но больше ни о чём не спросил.

На другое утро Вовка опять собрался за водой, но не успел вылезти из траншеи, как раздался окрик: «Цурюк!» Тогда он решил подождать до вечера.

Вечером Вовка осторожно выглянул из окопа и увидел того самого солдата, что отобрал у него воду. Вовка смело перелез через бруствер и, подняв над головой банку, направился к оврагу. Его опять никто не остановил, но когда он возвращался, повторилось то, что было в первый раз,- солдат отобрал воду.

Как только мать уснула, отец вдруг наклонился к Вовке и сказал шёпотом:

- Завтра этот немец караулит утром, попробуй сходить за водой к реке. Не теряйся, не трусь. Хитрость на войне тоже не последнее дело…