Анатолий Алексин - Действующие лица и исполнители. Повести

Она не могла чертить или читать свои лекции, как делает, если чем-нибудь недовольна. Но обращалась все время ко мне: она не любит встречаться глазами с тем, на кого сердита.

- Это даже хорошо, что вы явились так неожиданно, - сказала мама. - С хозяйки нет спроса! У скромного ужина есть оправдание!..

- Да, прошу вас за стол, - пригласил отец.

- Садись, Иван, - поддержал я отца. - Чувствуй себя как дома!

- Тогда я сниму пиджак! - сказал Иван так громко, словно знал законы нашей семьи.

На буфете у нас стоят фарфоровые фигурки. Их расставила бабушка, которая умерла года три назад. Людмиле фигурки не нравятся, но она их не трогает: это считается памятью о маминой маме.

А в тот вечер мама сама вдруг взяла фарфоровые фигурки и унесла в соседнюю комнату. Она все время оглядывала наши стены и вещи, то и дело что-нибудь вытирала. Она, когда нервничает, всегда водит тряпкой по мебели, ищет пыль, которой там нет. Мама не подготовилась к встрече гостя, мнение которого было для нее, оказывается, так важно. Но не мог же я рассказать обо всем заранее! «Не твое это дело! Ты этого не поймешь!» - сказала бы мне Людмила.

Все волновались. Отец снова и снова включал радиолу и каждый раз спрашивал:

- Не мешает?

- Ну что вы! - отвечал Иван.

Тогда отец выключал… Да и сам Иван, я уверен, снял пиджак просто для храбрости.

Людмила помогала маме на кухне. Когда они внесли в комнату тарелки с сыром, ветчиной и салатом, мы, все трое мужчин, сидели уже за столом.

Людмила взяла пиджак Ивана и, отряхнув рукав, перевесила на свободный стул.

С этой минуты всем стало легко.

Отец достал графин, в котором плавали желтые корки.

Я поймал мамин взгляд. «Надеюсь, ты пить не будешь», - молча сказала она отцу. А он ответил ей вслух:

- Врач разрешил… в исключительных случаях…

- Но сегодня ничего исключительного не происходит, - сказала Людмила.

Иван взял графин и налил в рюмки всем, кроме отца. Мне тоже… Но я боялся, что Людмила какой-нибудь одной фразой все сразу испортит, и поэтому пить не стал.

- За мир и дружбу! - сказал Иван.

- Между народами? - спросила Людмила.

- В том числе и между народами.

Людмила улыбнулась и выпила. Мы с Иваном переглянулись.

Чтоб моя полная рюмка не мозолила всем глаза, Иван незаметно и ее, как говорят, осушил.

Мы долго еще сидели. Отец опять заводил свои огромные пластинки. А Иван терпеливо их слушал. Может быть, он даже получал удовольствие. Потом Людмила переоделась и пошла провожать его.

Когда они стояли в коридоре возле двери, я с радостью сказал сам себе: «Все-таки он чуть-чуть выше сестры. А еще ведь надо учесть ее каблуки!»

- Иван и Людмила! - сказал вдруг отец.

«Иван и Людмила… Руслам и Людмила… Отец за весь вечер ни разу не цитировал песни и арии, - подумал я. - Ни единого раза! И ни разу не назвал меня гордо мерзавцем. Почему? Наверно, стеснялся Ивана. Дорожит его мнением?.. Значит, Иван понравился?»

Но ведь взрослые не торопятся высказывать вслух то, что думают друг о друге. И всегда боятся перехвалить. Обругать они не боятся, а вот прежде чем похвалить, будут долго присматриваться, приглядываться. Даже если все сразу ясно!

- Это хорошо, что ты устроил такой спектакль, - унося на кухню тарелки, сказала мама.

- И как ты это придумал? - воскликнул отец. - Умный, мерзавец! Изобретательный!..

Опять они обо мне!

Прошло два с половиной месяца.

Иван теперь бывал у нас очень часто. И дом наш как-то повеселел. На окна и двери мама повесила новые портьеры, которые много лет лежали в шкафу. На столе теперь всегда была яркая скатерть, которую раньше мама стелила только по праздникам.

Вкуснее всего мама кормила нас теперь по вечерам: Иван иногда ужинал вместе с нами.

Однажды дядя Леня с нижнего этажа остановил меня на лестнице и спросил:

- Это ваш родственник? Такой… загорелый…

- Да, - ответил я. - Родственник… Мамин племянник.

- Я так и думал: ты с ним на «ты».

- Что, симпатичный?

- Видишь ли, издали трудно определить. Но производит хорошее впечатление.

- Он архитектор. Талантливый!

- Это стало в вашей семье фамильной профессией. Впрочем, это профессия века: строят, строят… - Дядя Леня засунул дужки очков в рот: призадумался. - Кем же он Людмиле приходится? Двоюродным братом?

- Ну да. Они дружат с детского возраста.

Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Мне показалось, от радости… И сказал на прощание:

- Если Людмила захочет, я зайду посмотреть отца. Или привезу к вам специалиста. Если захочет…

Я не успел еще похвастаться во дворе, что сестра скоро выходит замуж. Как хорошо!.. Зачем огорчать дядю Леню?

Ивану я сказал:

- Прямо под нами живет один врач, Я уже, кажется, говорил… Очень влюблен в Людмилу.

- Давно?

- С детского возраста! Я объяснил, что ты наш двоюродный брат. Чтоб он не расстраивался… Понимаешь? Так что будь в курсе дела.

- Добрый ты, брат! - улыбнулся Иван.

Вместо слова «мерзавец» он говорил мне «брат». Это было приятнее.

Дома у нас никто о свадьбе даже не упоминал. Отец и мама боялись спрашивать у Людмилы. Но все время об этом думали. И я думал.

Когда сестра возвращалась домой, мы смотрели на нее вопросительно.

- Играли в теннис, - сообщала она. - Иван снова выиграл.

Или что-нибудь вроде этого.

Конечно, я мог бы узнать у Ивана. Но получилось бы, что мы ждем не дождемся.

Однажды вечером Людмила сказала:

- Жить я хочу рядом с вами. Где-нибудь здесь, поблизости.

- Какое это имеет значение! - Отец вскочил со стула.

Мы с мамой тоже вскочили. Ожидание прорвалось - и мы стали убеждать Людмилу, что транспорт у нас в городе работает хорошо, что отцу и маме врачи прописали прогулки и что район поэтому не имеет никакого значения. «Не хватает, чтоб из-за этого она затянула все дело!» - думал я. Но сестра повторила так твердо, что все мы сразу притихли:

- Нет, я буду жить только где-нибудь рядом. Это уже решено.

Кем решено? Ею?.. Или ими обоими? Никто спросить не решился.

Ивану недавно дали комнату в совсем новом доме. Это было далеко: минут сорок от центра, если ехать на троллейбусе. Один раз Иван, как он выразился, затащил меня к себе. Правда, я не очень сопротивлялся. Так, для приличия сказал:

- А может быть, лучше поедем к нам?

Это было на стадионе, где Иван с Людмилой играли в теннис.

- Нет, - ответил Иван, - ты прорубил мне окно в ваш дом, а я должен прорубить тебе в свой.

Мы поехали на такси. Первый раз в жизни я в автомобиле не сел рядом с шофером: мне приятнее было сзади, вместе с Иваном.

Иван тоже пока холостяк… Как дядя Леня. Но посуда у него стояла там, где должна быть посуда, а книги - в книжном шкафу.

Мы сидели на балконе и видели реку и лес.

Иван сказал: