Мариан Белицкий - Бактерия 078

В те дни я боялся только одного - чтобы бандиты из японского генерального штаба не дали «отряду 731» приказ использовать бактериологические бомбы. Но Советская Армия устремилась вперед, как ураган, сметая на своем пути хваленую армию «страны восходящего солнца». Японским генералам просто не хватило времени для использования своего адского оружия. Фабрику смерти им пришлось взорвать.

Потом закончилась война. Правда, не всюду. В Китае она продолжалась. Это была война за свободу китайского народа. Наш отряд был включен в состав одной из дивизий Народно-освободительной армии. Я уже мог возвратиться на родину, и командование даже спрашивало, не хочу ли я уволиться. Но у меня не было такого желания. Я понимал, что, сражаясь за свободу китайского народа, я одновременно сражаюсь за счастье и свободу моей родины. Поэтому я остался в армии Мао Цзэ-дуна. За эти годы мы исходили Китай вдоль и поперек. Китайские друзья всюду относились ко мне приветливо, видя во мне брата-японца, хотя мои соотечественники и причинили им немало горя и зла. О, они знали разницу между другом и врагом! Я был для многих из них живым примером нерушимого братства людей труда… Но, - недовольно махнул рукой Фукуда, - я опять начинаю говорить о себе.

- Говори! - сказал Ямада. - Это нас тоже интересует.

- Жаль времени. Есть вещи важнее моих переживаний… Скажу вам коротко: в прошлом году я вернулся в Японию. Не знаю почему, но меня потянуло в Кобе. Может быть, просто потому, что там я провел свои детские годы в семье старого доктора. Словом, я поехал в Кобе. Товарищи из городского комитета партии помогли мне получить необходимые документы. Я обрел новую фамилию - Сасаки. Вы сами понимаете, что американцы и наши нынешние правители охотно занялись бы моей особой, если бы узнали, что я вернулся из красного Китая. Партия помогла мне получить и работу. Я стал врачом в городской больнице, но ни на минуту не забывал о главной цели моей жизни. Постепенно я стал создавать свою лабораторию и даже приступил к работе по изысканию такой вакцины, которая убивала бы любую чумную бактерию. Перед моими глазами все время стояли ряды старательно подобранных и занумерованных пробирок в лаборатории Отомуры. Сколько раз, когда я смотрел в микроскоп, передо мной среди бактерий вставало его лицо, скрытое за очками в черной оправе!..

Говоря это, Фукуда скрипнул зубами, стиснул пальцы, на лице его выступили багровые пятна.

- Этот человек… нет, это чудовище в человеческой коже было для меня олицетворением преступности…

Немного успокоившись, Фукуда продолжал:

- Два месяца назад я заказал в Кобе несколько десятков пробирок, колб и другой лабораторной посуды. Когда я пришел за получением заказа, мне ответили, что он не выполнен, так как магазин получил специальное предписание американских оккупационных властей немедленно выдать весь запас лабораторного стекла одному человеку. Это заставило меня насторожиться; я осторожно стал расспрашивать хозяина. Он сказал, что покупатель - какой-то доктор в больших очках с черной роговой оправой. Я, пожалуй, не смогу вам описать, каким усилием воли удалось мне подавить свое смятение. Я даже изобразил на своем лице радость и сказал владельцу магазина, что этот доктор - мой хороший знакомый и я с удовольствием повидал бы его. Не заподозрив никакого подвоха, хозяин рассказал, что доктор Маото не оставил своего адреса, но известно, что он живет в районе загородных вилл. Я сначала был сбит с толку: Маото, а не Отомура? Затем понял, что военному преступнику Отомуре пришлось переменить фамилию. Слишком много преступлений было на его совести!

С того дня я из врача превратился в следопыта. В адресном бюро мне назвали улицу, на которой якобы жил Маото, но на самом деле никакого Маото там не оказалось. Тогдая собрал нескольких уличных мальчишек, которые вместе со мной стали патрулировать весь район, где были расположены виллы. Не смейтесь, я тогда еще не был уверен, что Маото - это именно Ото-мура, а идти в партийную организацию с пустыми подозрениями я не хотел, да и не мог.

Через пять дней один из моих мальчишек сообщил, что видел человека, которого я ему описал. Целый день я пробродил возле этого дома…

- Один? - прервал Фукуду секретарь.

Фукуда склонил голову. С минуту он молчал, потом виновато посмотрел на секретаря и тихо ответил:

- Один… Я теперь понимаю, что это была ошибка. Вместо того чтобы подробно рассказать партийной организации о моих подозрениях и попросить совета и помощи, я искал сам.

Под вечер я встретил Отомуру-Маото. Что-то против воли толкнуло меня к нему. Я достал сигарету и попросил у него прикурить. Он, равнодушно взглянув на меня, подал мне спички. Я понял, что он не узнал меня. Да и понятно. Трудно теперь узнать во мне того поручика Такео Фукуда, которого Отомура знал в 1943 году. Время и пережитое сделали свое дело.

Следя за Отомурой, я установил, что в его доме есть телефон с секретным номером. Я подкупил привратника, и он назвал мне этот номер. На следующий день я позвонил, но мне ответили, что доктор Маото будет лишь поздно вечером. Тогда я пошел туда, сказал служанке, что договорился с Маото подождать его, так как он может вернуться ранее обещанного часа. Очевидно, такие случаи были и раньше, потому что служанка не стала мне возражать и позволила остаться в доме. Осторожно, словно вор, я стал шарить в кабинете Отомуры-Маото. Я нашел записи, которые убедили меня, что Отомура не бросил своей преступной работы. Он пытался найти новую, еще более устойчивую бактерию чумы. Но меня интересовали сейчас не записки. Я искал лабораторию. Однако никаких следов исследований в кабинете не было. Видимо, лаборатория Отомуры находилась в другом месте. Разочарованный, я вернулся домой, чтобы на следующий день подстеречь его на улице.

Отомура вышел из дома около восьми. Я, как тень, пошел за ним. Несколько раз он останавливался и раз-говаривал со встречными американскими офицерами. Видимо, они хорошо знали его. Так дошли мы до большого здания, охраняемого американскими солдатами. Отомура показал пропуск и исчез в воротах. Я снова почувствовал свое бессилие.

Остановившись неподалеку, я наблюдал за американскими офицерами, которые входили в это здание и выходили оттуда. Особенно привлек мое внимание один старший лейтенант. Он был низкого роста, толстый и производил впечатление большого неряхи и пьяницы. Вечером я тайком направился за ним. Миновав несколько улиц, старший лейтенант вошел в японский ресторан. Это было счастье, что он не пошел в какой-нибудь бар с надписью: «Только для американцев», - туда бы меня не пустили.

Я набрался смелости и подсел к его столику. Он сидел один. Между нами завязался разговор. Я рассказал ему, что я врач, был офицером японской армии, сейчас ищу работу. После нескольких стопок виски, которыми я угостил моего собеседника, он проникся ко мне доверием и обещал устроить меня в одно американское учреждение, где уже работает несколько японских врачей. Тогда я вскользь упомянул имя Маото. Старший лейтенант обрадовался и сказал, что хорошо знает Маото как очень способного человека, перед которым открыто блестящее будущее. Я мимоходом сказал, что Маото - один из самых способных бактериологов Японии. Мой собеседник, как бы внезапно отрезвев, зорко поглядел на меня и больше не сказал ни слова. Но я и не ждал его ответа: своим молчанием он сказал мне все. Я понял, что Отомура перешел на службу к американцам и за их доллары изготовляет смерть для человечества.