Игорь Менщиков - Политические деятели викторианской Англии

Меррей пришел в ярость. Он решил, что его не только использовали, но еще и вывели в романе в карикатурном виде. Критики-снобы заявили, что по манере писать видно, что автор никогда не был в высшем свете и не имеет представления даже о том, как там разговаривают и ведут себя. Тем не менее Дизраэли решил, что писательство является его призванием и единственной возможной карьерой. Пока же вместе с приятелями отца он смог отправится в путешествие в Италию [151] Graubatd S. Burke, Disraeli and Churchill. Cambridge, AM., 1961. P. 93. .

Довольно много времени он провёл в Венеции, которая стала модной среди англичан благодаря Байрону. Когда же Дизраэли вернулся в родные пенаты, отец по совету врачей снял в графстве Бакингемшир небольшой особняк Бреднхем и увёз туда Беджамина, которого терзали постоянные головные боли. Постепенно боли прошли, и он взялся за новый роман, который назвал «Молодой герцог». Айзек д’Израэли, узнав об этом, спросил у дочери Сары, что же Бен знает о герцогах, да ещё о молодых. Он же ни с одним из них даже не разговаривал [152] Grant N. Op. cit. P. 15. . Тем не менее книга захватила Бенджамина Дизраэли. Он стал лихорадочно писать. Во время работы над ней он часто наезжал в Лондон и свел близкое знакомство с молодым писателем Эдуардом Бульвером, позднее известным как Булвер-Литтон, барон Литтон Небуортский. Тот был женат на очаровательной молодой женщине, немного взбалмошной и капризной. Булвер близко знал семью Байрона, позднее стал большим другом Диккенса, который даже назвал одного из своих сыновей в его честь. С Дизраэли он также оказался связан узами тесной дружбы и помог ему войти в ту часть света, куда был вхож сам. Оба носили костюмы невероятных расцветок и шокировали добропорядочную публику не только одеждой, но и фатовством, показным цинизмом и нахальством. Словом, это были два самых законченных денди в литературном мире Лондона. Их дружба продолжалась до самой смерти Бульвера в 1873 году, который стал к тому времени лордом Литтоном. Дизраэли писал его сыну: «Разговоры с вашим отцом всегда давали мне новые и продуктивные идеи и я могу назвать его среди тех двух или трех людей, которые повлияли на мое развитие» [153] Meynel W. Op. cit. Vol. 2. P. 215. . Между светскими развлечениями роман был закончен и вышел в свет с открытым именем автора. Он принёс ему известность и пятьсот фунтов. Это позволило Дизраэли совершить давно задуманное — путешествие на Восток в байроническом стиле. Он отправился вместе с Уильямом Мередитом, одним из своих друзей, сперва в Гибралтар, затем на Мальту. На этом средиземноморском острове Дизраэли надоел всем офицерам своим фатовством, граничащим с безграничным нахальством. Чтобы избежать ссоры и дуэли с «этим евреем-хвастунишкой», его просто престали принимать. В Ла Валетте свел дружбу с другим отчаянным фатом, Джеймсом Клеем, вместе с которым и отправился в Палестину.

Добравшись до Сирии, они побывали в гостях у местных шейхов, побродили по базарам, набрали всякой восточной экзотики. Потом они отправились в Иерусалим. Город оставил неизгладимое впечатление на Дизраэли. Он посетил все главные христианские святыни. Отчасти эти впечатления нашли отражение в романе «Элрой» («Альрой»), который был начат там же, а опубликован по возвращении в Англию. Из Иерусалима Дизраэли отправился в Египет, где его ожидал Мередит. Однако спустя несколько дней его друг (и предполагаемый муж его сестры Сары) умер от оспы. Возвращение было грустным. Чтобы развеять меланхолию, Дизраэли, запершись в каюте, писал сразу два романа — упомянутый «Элрой» и «Контарини Флеминг». Последний был написан в духе «Вивиана Грея» и насыщен романтикой Италии и Востока. Дизраэли считал этот роман одной из лучших своих книг. Романы были опубликованы в 1832 — 1833 годах.

Вернувшись в самом конце 1831 года в родные пенаты, Дизраэли обнаружил там нездоровое возбуждение и агитацию, связанные с борьбой за Акт о реформе. Принятие этого закона открывало ему путь в палату общин. И уже в 1832 году он дважды пытается получить место в парламенте. Он выступил с весьма неопределенными принципами. «Я консерватор, поскольку хочу сохранить все хорошее, что есть в нашей конституции. Я — радикал, поскольку хочу убрать все дурное. Я стремлюсь сохранить собственность и существующий порядок вещей, и я равным образом осуждаю потворство страстям большинства или предрассудкам немногих» («I am a Conservative to preserve all that is good in our constitution, a Radical to remove all that is bad. I seek to preserve property and to respect order, and I equally decry the appeal to the passions of the many or the prejudices of the few»), — заявил он в городке Хай Уикомбе (High Wycombe) [154] Grant N. Op. cit. Р. 33–34. . Эта неопределенность политических взглядов, которую смело можно назвать оппортунизмом не самого высокого пошиба, привела к тому, что кандидат стремится угодить и тори, и радикалам. Так, он пишет памфлет «Англия и Франция», в котором нападает на правительство вигов, в частности на министра иностранных дел Палмерстона за его поддержку Июльской революции 1830 года. Памфлет был издан при помощи «твердолобого тори» Крокера, ярого противник Реформы. С другой стоны, Дизраэли принимал поддержку и лидера радикалов О’Коннола. Это ставило его в двусмысленное положение. Он пытался отделаться остротами типа: «Торизм утратил все силы, а я не могу опуститься до того, чтобы стать вигом» (Toryism is worn out and I cannot condescend to be a Whig) [155] Blake Op. cit. Р.87. .

Желая усидеть на обеих стульях сразу, Дизраэли оказался между ними и потерпел провал дважды в течение 1832 года. Здесь опять большую услугу оказал его старый друг Булвер. Будучи сам членом палаты общин, модным автором и светским львом, он ввел Дизраэли в салоны высшего света. У леди Каролины Нортон Дизраэли встретился с одним из лидеров вигов и будущим премьером лордом Мельбурном.

В итоге всех интриг и переговоров Дизраэли перешёл на сторону тори и получил определённую поддержку от сэра Роберта Пиля. Радикалы обвинили его в предательстве. Их лидер О’Коннол прямо назвал Дизраэли мошенником и сравнил с тем разбойником-евреем, который был распят рядом с Христом. Эта речь была опубликована в лондонских газетах. Дизраэли послал вызов О’Коннолу, хотя было известно, что тот не дерется на дуэли, так как убил на поединке своего друга. Это поставило кандидата ещё в более неловкое положение. Дизраэли несколько оправдал себя (прежде всего — в своих глазах) гневным письмом, в котором он назвал О’Коннола дикарем, поставившим себя вне пределов человеческого мира. «Вы ещё пожалеете об оскорблении, нанесенном Бенджамину Дизраэли», — закончил он свое гневное послание [156] Ibid. Р. 125–126. .