Сельма Лагерлеф - Том 2. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Сказки

При жизни ее родителей в усадьбе водилась уйма голубей, также пользовавшихся особым покровительством отца. Стоило кому-нибудь лишь заикнуться о том, что можно, мол, подать к столу хотя бы одного голубя, как отец впадал в дурное расположение духа. До чего отрадно, что эти прекрасные птицы встретили ее в старой усадьбе! Кто знает, может быть, они не случайно прилетели этой ночью… Может, они хотели подать ей знак… Они, дескать, не забыли, каким чудесным домом была для них здешняя усадьба!

А может, это отец послал своих любимых птиц передать ей привет, чтобы она, вернувшись в родной дом, не чувствовала такого страха и одиночества?!

Когда она подумала об этом, в душе ее поднялась жгучая тоска по былым временам и на глазах выступили слезы. Как прекрасно жилось когда-то здесь в усадьбе! У них бывали недели неустанного труда, но бывали и веселые праздничные торжества. Днем они работали не покладая рук, зато вечерами собирались вокруг лампы и читали Тегнера и Рунеберга, фру Леннгрен и фрёкен Бремер. [47] …читали Тегнера и Рунеберга, фру Леннгрен и фрёкен Бремер. — Эсайас Тегнер (1782–1846) — знаменитый шведский поэт-романтик, автор «Саги о Фритьофе»; Рунеберг (1804–1877) — один из крупнейших поэтов Финляндии, писавший на шведском языке; Фредрика Бремер (1801–1865) — шведская писательница, уделявшая в своих романах большое внимание женскому вопросу, вошла в историю литературы как создательница жанра шведского семейного романа; Анна-Мария Леннгрен (1754–1817) — шведская писательница и поэтесса, автор социальных сатир и идиллий, написанных под влиянием Руссо, в духе сентиментализма. Они сеяли рожь, но сажали также и розы, и жасмин. Они пряли лен, но пели и народные песни. Они корпели над историей и грамматикой, но ставили также и пьесы в домашнем театре, и сочиняли стихи; они хлопотали у плиты, но учились также играть на флейте и гитаре, на скрипке и фортепьяно. Они сажали в огороде капусту и репу, горох и бобы, но у них был и сад, где в изобилии росли яблоки, груши и всевозможные ягоды. Они жили в уединении, но как раз поэтому и хранили в памяти столько сказок и преданий! Они носили домотканые платья, но зато были независимыми и беззаботными.

«Нигде во всем мире не умеют жить так прекрасно, как жили в дни моей юности вот в такой маленькой усадьбе! — думала она. — Здесь в меру работали и в меру наслаждались жизнью, а радость била ключом все дни напролет. Как бы я хотела вернуться сюда насовсем! Теперь, когда я побывала в родной усадьбе, так тяжело уезжать отсюда!»

И, посмеиваясь сама над собой, она повернулась к стае голубей и спросила:

— Не хотите ли слетать к моему отцу и передать ему, что я тоскую по родному дому? Я долго скиталась по чужим углам! Спросите его, не может ли он сделать так, чтоб я снова вернулась в дом моего детства?!

Не успела она произнести эти слова, как стая снялась с места и улетела. Она попыталась проследить за полетом голубей, но они тотчас исчезли из виду. Казалось, будто светлая вереница птиц растворилась в мерцании воздуха.

Едва голуби скрылись, как вдруг из сада до нее донеслись громкие крики и, поспешив туда, она увидела нечто совершенно удивительное: на посыпанной гравием дорожке маленький-премаленький человечек, ростом не более ладони, бился с совой-неясытью. Сначала женщина от изумления не могла двинуться с места. Но малыш кричал все жалобней и жалобней; тогда она поспешила вмешаться и разняла сражавшихся. Сова взлетела на дерево, а малыш остался на дорожке, даже не пытаясь спрятаться или убежать.

— Спасибо вам за помощь! — сказал он. — Только зачем вы дали сове улететь? Мне ведь не уйти, пока она сидит на верхушке дерева и караулит меня!

— Да, опрометчиво с моей стороны, что я отпустила ее! Но, может, я смогу проводить тебя домой? — спросила женщина, которая имела обыкновение сочинять сказки, но теперь была немало удивлена тем, что неожиданно наяву вступила в беседу с одним из сказочного малого народца. Но, по правде говоря, встреча эта не так уж и поразила ее. Ведь в глубине души она все время ждала, что при свете месяца у дверей старого дома с ней непременно случится какое-нибудь чудо.

— Вообще-то я собирался переночевать в усадьбе, — ответил мальчик. — Если бы вы только указали мне местечко понадежнее, я бы не вернулся в лес до завтрашнего утра.

— Показать тебе, где переночевать? А ты разве не здешний?

— Ага, вы думали, я из малого народца, — сказал коротыш. — Но я такой же человек, как и вы, хоть меня и заколдовал домовой!

— Диковинней этого мне ничего в жизни слышать не доводилось! Не расскажешь ли, как ты попал в такую беду?

Мальчик ничего не имел против того, чтобы поведать о своих приключениях, а она слушала его и, все больше и больше изумлялась, дивилась и радовалась. «Ну и повезло же мне — встретиться с тем, кто верхом на гусиной спине облетел всю Швецию! — думала она. — То, что он рассказывает, я и опишу в моей книге. И нечего больше печалиться! Как хорошо, что я поехала домой! Подумать только, стоило мне очутиться здесь, в старой усадьбе, как сразу же подоспела помощь».

В тот же миг ей вдруг пришла на ум мысль, которую она едва осмелилась додумать до конца. Она ведь послала с голубями отцу весточку о том, что тоскует по родному дому! И тут же обрела помощь в своей работе, над которой так долго ломала голову. Неужто это ответ отца на то, о чем она просила?

В начале своего осеннего перелета дикие гуси все время летели прямо на юг. Но после привала в долине Фрюксдален они выбрали другое направление и полетели над западным Вермландом и Дальсландом к провинции Бохуслен.

Веселое это было путешествие! Гусята уже привыкли летать и перестали жаловаться на усталость, а к мальчику мало-помалу снова начала возвращаться его жизнерадостность. Он был счастлив, что ему довелось поговорить с человеком, и очень приободрился, когда пожилая женщина сказала ему: если он будет по-прежнему делать добро всем, с кем только встретится, все кончится для него хорошо. Она, разумеется, не могла подсказать, как ему снова стать человеком, но все же вселила в него каплю надежды и веры. И это, пожалуй, помогло ему придумать, что могло бы удержать большого белого гусака от возвращения домой.

— Знаешь что, Мортен-гусак! — сказал он однажды, когда они быстро летели высоко-высоко в небе. — Скучновато нам, верно, покажется сидеть дома целую зиму, после такого путешествия? Вот я и подумываю: не махнуть ли нам вместе с дикими гусями за море?

— Неужто ты это всерьез?! — испугался гусак. После того как ему удалось доказать, что он способен долететь с дикими гусями до самой Лапландии, ему хотелось лишь одного: вернуться скорее в загон для гусей на торпе у Хольгера Нильссона.