Николай Жданов - Петроградская повесть. Морская соль

— А это что? — останавливается он у другого воззвания, наклеенного на заборе.

— «Нет той силы, которая способна победить восставший народ…» — читаю я громко.

— Правильно! Этот пусть висит, — перебивает меня кашевар.

Декреты «О земле» и «О мире» мы наклеиваем рядом и направляемся дальше. У нас оставалась нерасклеенной совсем небольшая пачка декретов, когда мы неожиданно увидели Митрия. Он брёл навстречу нам, опустив руки, винтовка болталась у него за спиной, как палка.

— Кременцов! — неуверенно позвал кашевар.

Уже становилось темно, и Серафимов, наверное, думал, что обознался. Но он не обознался. Это действительно был Митрий Кременцов.

— Табак есть? — глухо спросил он.

Серафимов достал кисет. Закурив, Митрий прислонился к забору и с ожесточением сплюнул.

— Понимаешь, какое дело. У Филаретова ни одной лошади не осталось.

— На что тебе лошади? — спросил кашевар.

— Орудия надо на фронт вывозить. Керенский опять сюда прётся с казаками, слышал небось? — Он помолчал с минуту, затем продолжал без прежнего ожесточения, тихо и как бы виновато: — Мне на этих, филаретовских лошадей мандат [10] Мандат — документ, который удостоверяет те или иные права человека. выдан… Я, понимаешь, сам вызвался ломовиков реквизировать. [11] Реквизировать (реквизиция) — отобрать у кого-нибудь имущество для передачи в собственность государства. Сорок пушек на Путиловском заводе стоят, а на фронт их вывезти не на чем. Вот я и предложил у Филаретова лошадей забрать. Понял? А теперь что же получается?..

— Да куда же он их дел?

— Вот в том-то и дело. Как сквозь землю провалились, ни одной нет.

В тишине улицы возник отдалённый топот тяжёлых копыт по булыжнику. Митрий насторожился, внимательно прислушиваясь.

Прошла минута-другая, и из-за угла показалась подвода.

Это был невысокий голубой фургон с большой надписью полукругом: «Устрицы».

Не говоря больше ни слова, Митрий вышел на мостовую и схватил лошадь под уздцы. Возчик соскочил на землю, моргая миленькими, круглыми, как у птицы, глазами.

— Не узнаёшь? — спросил Митрий. — Вместе работали.

— Как не узнать? — отозвался возчик. — А ты что же с винтовкой? Патруль, что ли, какой?

— Патруль не патруль, а ты скажи, куда хозяин сбежал? Где лошади все?

— Спохватился! Филаретов всех лошадей под расписки отдал.

— Под какие расписки?

— Да уж он нашёл под какие. Нашим же возчикам. Вроде бы это и не его лошадь, а хотя бы, к примеру, моя. Ну, а как минет вся эта кутерьма, то обратно лошадь ему, хозяину, согласно расписке.

— Чтобы не реквизировали? Понятно! — Митрий зло выругался. — И тебе лошадь под расписку дали?

— Нет, мою комитет взял. «Спасения» вроде называется.

— Устриц возить?

— А мне чего положат, то и везу… Постой, постой! — закричал он, заметив, что Серафимов распахнул дверцу фургона и вытащил оттуда новую солдатскую шинель. — Не ваше добро, ну и оставь.

— Гляди, какие тут устрицы! Форма семёновского полка! — сказал Серафимов, не обращая внимания на возчика.

Митрий тоже заглянул в фургон.

— Э, да тут ящики с патронами! Куда везёшь?

— Недалеко… — нехотя ответил возчик.

Митрий нахмурился.

— Нечистое дело, — заметил он. — А ну, поедем вместе! Посмотрим, что там за комитет Спасения, кого он спасает и от кого!

Он сделал знак Серафимову, и они сели на передок фургона по обе стороны от возчика.

— А ты возвращайся, — сказал мне Серафимов. — Дорогу найдёшь?

— Не знаю, — ответил я неуверенно. Мы ведь долго ходили по разным улицам, и я плохо представлял себе, как вернуться домой.

— Ну ладно, пристраивайся с нами.

Серафимов потеснился немного, и я тоже примостился сбоку, рядом с ним.

— Только вы уж сами как хотите, а я чтоб нейтральный был, — сказал возчик, понукая лошадь.

— Вот здесь! — Возчик остановил фургон перед серым красивым зданием с большим балконом. Балкон держали на плечах две каменные женщины.

Серафимов передал мне ведёрко с клейстером.

— Обожди тут, — сказал он и спрыгнул с передка.

В это время раскрылись железные ворота, и невысокого роста военный в плаще закричал сердито:

— Сюда поворачивайте, чего встали!

Он пропустил мимо себя фургон и быстро оглядел улицу. Я почувствовал на себе его скользящий, подозрительный взгляд.

— Проваливай, чего тут трёшься!..

Но мне некуда было проваливать. Отойдя в сторону, я подождал немного и опять направился к дому.

Из подворотни донеслись отрывочные хриплые голоса и слышалась какая-то возня. Мне стало вдруг очень тревожно. «Кого бы позвать?» — подумал я, оглядываясь. Но улица была пуста, только в дальнем конце её стояла дама с маленьким лохматым мопсом на цепочке.

Набравшись решимости, я подбежал к воротам и стал дёргать тяжёлую створку. Она была прихлёстнута цепью, но поддалась. Через узкую щель я увидел испуганное лицо возчика, который сидел под фургоном, — бледный, с вытаращенными глазами, в каком-то неподвижном оцепенении. Должно быть, это и означало «оставаться нейтральным».

Створка ворот поддалась ещё, щель стала шире, я проскользнул в неё, всё ещё не выпуская из левой руки ведёрко с клейстером, и замер на месте.

Двое людей, сцепившись, катались передо мной, мыча от ярости. В одном из них я узнал Серафимова. «Нет, теперь уж нас не возьмёшь, не возьмёшь!» — хрипел он. Солдатская папаха свалилась у него с головы. Пачка декретов, измятых и порванных, валялась рядом.

Митрий стоял у стены, схватив за ворот высокого лысого офицера в кителе. С обеих сторон их обступило ещё человек пять военных. Они пытались схватить Митрия за руки. Кровь из-под бинта стекала ему на лицо. Отчаянно рванувшись, он так дёрнул лысого за воротник, что посыпались пуговицы и китель вместе с нижней рубашкой разъехался в стороны, обнажая неприятно белый живот.

— Серафимов, держи! — крикнул Митрий и ударом сапога вышвырнул из-под ног винтовку, должно быть выбитую у него во время схватки.

Кашевар потянулся к ней рукой, но не достал.

Не помня себя, я выпустил из рук ведёрко и бросился к винтовке. Я схватил её за железный ствол и в то же время увидел, как к Серафимову подскочил тот, в плаще, что отгонял меня от дома, и сзади ударил по голове рукояткой револьвера. Кашевар оглянулся и поник на камни.

Кто-то больно дёрнул из моих рук винтовку. Я увидел наставленный на меня револьвер.

— Садись! — приказал мне юнкер, показав на тюк с шинелями.

Я покорно сел на тюк. Во рту у меня высохло, всё тело била противная дрожь.

Митрия с закрученными назад и связанными ремнём руками несколько человек пытались протолкнуть в узкую дверь тут же под сводом арки.