Михаил Лезинский - Мальчишка с бастиона

- Стало быть, я от дела вас отрываю?! Вы воюете, а я вам только руки-иоги отрезаю?

- Так я выздоровевши был…

- «Выздоровевши»! - передразнил его профессор. - А если б заражение крови?! - Пирогов подошёл вплотную к вознице и пощупал плечо. - Не беспокоит?

Яремчук вытянулся по стойке смирно, как на плацу.

- Зажило, ваше благородие! Рукой вы только тогда приложились, и враз зажило.

Пирогов усмехнулся и промолвил с грустинкой:

- То-то и оно, что рукой… Чтоб из пушки выпалить - ядро требуется. Верно, Николка?

- Точно.

- А мне медикаменты! - Пирогов умолк, словно что-то вспоминая, и с горечью добавил: - А медика-ментов-то нет…

- Ваше благородие, а верно матросы сказывают, что одному солдату голову оторвало, а вы её приживили, и теперь он вновь воюет.

Пирогов рассмеялся.

- Голову пришить - это дело не хитрое! А вот некоторым начальникам ума пришить не мешало б… Да вот беда, искусство врачевания ещё не дошло до этого, - и Пирогов вновь повернулся к Федоту, - вот ты говоришь…

Но дальнейшего разговора Колька уже не слышал. Алёнка потянула его из-за стола.

Они незаметно пробрались в сени и вышли во двор.

Стоял тихий южный вечер, без дуновения ветерка, с сочными, щедро рассыпанными звёздами.

Присели на каменной размытой дождями скамье у калитки. Алёнка прихватила с собой сделанного Колькой чёртика и теперь любовалась его выразительным рисунком на фоне серебристого неба.

Колька сказал, прислушиваясь к редким выстрелам, доносившимся издалека:

- На Корабельной никак не угомонятся. - И неожиданно: - А ведь Максимка-то был на Камчатке… Как он теперь и где?..

Алёнка опустила игрушку на колени и, повернувшись к мальчику, спросила его:

- А ты меня вот так поминаешь на баксионе: «Как она теперь и где?»

Колька смутился.

- Так ведь известно, где ты: коли не дома, значит, к нам пошла, а коли не к нам, значит, к мамане, помогаешь в гошпитале.

- Маманя говорит, что очень боится за тебя, Ни-колка, как бы не случилось с тобой неочастья… Я тоже боюсь, - уже тише сказала девочка.

- И я за тебя.

- Нет, нет, Николка, я ведь сразу убегаю, когда стрельба начинается… ты не бойсь…

Они помолчали немного, а потом Алёна тихо сказала:

- Мамка, знаешь, как тебя любит… Говорит, наче братишка ты мой…

Колька взял из рук девочки чёртика и стал почему-то сосредоточенно рассматривать его. А девочка продолжала:

- Ты сказывал, что будешь наведывать нас с маманей почаще, а сам…

- Меня ведь в увольнение на вечер-то пустили… Я теперича в списке числюсь, на довольствии полном, - не без гордости сказал Колька. - Служба - она ведь служба, коли отпустят…

Из домика послышалась тихая, заунывная песня. Свет в окошке стал не так ярок - видно, притушили одну свечку. От этого песня казалась ещё более скорбной.

- Маманя петь любит, - сказала Голубоглазка, - и песен тьму знает. - Потом неожиданно спросила: - А как обученье твоё? Скоро книжицы читать будешь?

- Сегодня всю кириллицу прикончил, - радостно заговорил Колька. - Сам Берг Александр Маври-киевич проверку делал. Всё прочитал по пушке, без единой заковырки!..

Девочка с уважением смотрела на него. Глаза её излучали одновременно и удивление, и гордость за Колькины успехи. А он продолжал:

- Вот погоди - выучусь, потом тебя обучу. Непеременно! Дядька Степан говорит: ещё месячишко, и всё смогу прочитать! Во как!

Горело, словно в больших снежинках, небо, где-то рядом по привычке лаял уцелевший пёс. Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, и на какое-то время, казалось, позабыли о войне, о бастионах, о французах. Было тихо, удивительно тихо…

Оставляя след, пронеслась в небе английская конгревова ракета. Колька встал, натянул потуже бескозырку и сказал:

- Пойду в хату - распрощаюсь. Пора на редут.

Алёнка взяла его руку, и они неторопливо пошли к двери…

А утром его разбудил осипший голос унтер-офицера Семёнова:

- Николку Пищенко к их благородию лейтенанту Шварцу!

Колька мгновенно вылез из фурлыги и вытянулся перед офицером:

- Что? По какому случаю? - только и пробормотал он.

- Не знаю, - ответил Семёнов. Но глаза его подозрительно улыбались. - Давай, давай побыстрее! - командовал он.

- Я мигом, - сказал Колька и нырнул под навес.

Унтер-офицер прокричал вдогонку:

- Ты не торопись! Чтоб всё чин-чином было, по форме! Слышь?!

Вылез удивлённый Степан.

- Чего стряслось-то, Василь Фёдорович?

Семёнов, неожиданно насупив брови, громко, чтоб слыхал Колька, сказал:

- Вчерась когда возвратился Пищенко с увольнения?

Ковальчук растерянно ответил:

- Как велено, Василь Фёдорович, до полуночи…

- Ну, ну… - с непонятной интонацией бросил унтер и отвернулся, словно ожидая, когда уже он появится, этот нарушитель.

Степан юркнул в фурлыгу, и оттуда донёсся жаркий прерывистый шёпот.

Наконец, появился Колька. Семёнов внимательно осмотрел его с ног до головы и строго сказал:

- Ремень потуже!.. - И, повернувшись, бросил: - За мной!

Колька зашагал вслед. Десятки встревоженных мыслей неслись в голове. Но причины этого раннего вызова он так и не мог понять.

Подошли к землянке командира. Унтер-офицер пропустил вперёд Кольку, а сам остался наверху.

Три ступеньки вниз. Колька приставил ногу и чётко отрапортовал:

- Юнга Пищенко прибыл по вашему приказанию!

- Вольно!

Николка увидел сидевшего у маленького столика Шварца и ещё какого-то офицера.

Возле небольшого окошка стоял Александр Маврикиевич Берг.

- Садись, - послышался голос командира редута.

Колька осторожно присел на стоявший у входа походный стул.

- Ты Пищенко Николай, сын бомбардира Тимофея Пищенко, убитого врагом во вторую бомбардировку?

- Так точно я, ваше благородие, - попытался было вскочить Колька, но голос лейтенанта остановил его:

- Сиди!.. Дальше: ты находился на четвёртом бастионе с октября месяца прошлого года в вестовых у командира батареи Забудского?

- Я… - удивлённо проговорил мальчик.

- Ты был при отцовом орудии прошедшую осень и зиму?

- Я, - ничего не понимая, отвечал Колька.

Шварц повернулся к сидевшему рядом с ним офицеру и сказал:

- Вот-с, господин лейтенант, - это он самый и есть.

Тогда незнакомый офицер встал, подошёл к Бергу, пожал тому руку и негромким красивым голосом сказал:

- Благодарю вас, Александр Маврикиевич. Мне будет приятно доложить их благородию вице-адмиралу Новосильскому, что мальчик отыскан. - И, повернувшись к Кольке, офицер продолжал: - Лейтенант Забудский представил сына матроса 2-й статьи 37 экипажа Пищенко Николая к награде. И вот положенный начальством георгиевский крест месяц как разыскивает своего хозяина…