Анатолий Вершинин - Озеро Черного Дракона

Охотничьи слоны, сжав дикого с боков, стали подталкивать его к дереву, за ствол которого он был привязан. И Олененок ловко набросил на его задние ноги путы. Прикрепленные к ним веревки затем были перекинуты наискось через плечи слона под брюхо и прикреплены к тем же путам. Таким способом пойманный слон обычно и удерживается в первые дни на месте.

Теперь, в знак доброжелательства к пленнику, можно было бросить ему несколько охапок сочной зелени. Олененок так и сделал.

- Глядите, какой злой! - воскликнул Кремень, кивнув головой в сторону дикого слона. - Не скоро ведь такого приручишь!

- Ничего, Громобой и Косолапый утихомирят его, а охотники лаской задобрят, - отозвался Большой Ветер.- Увидишь, хороший работник выйдет.

- Из него бы охотника сделать. Громобою тогда не уступит, - заметил кто-то из мыонгов.

- Ну и сравнил! - обиделся за своего любимца Олененок. - Наш Громобой, если его подучить и на фронт отправить, будет не только орудия таскать, по и по самолетам стрелять!

Охотники рассмеялись.

- Смеяться нечего, - поддержал сына Кремень, - его всему можно обучить. Разве забыли, как наш Громобой помогал людям Беловолосого заминировать подходы к мосту у католического монастыря?

Когда всех плененных животных свели в одно место - на поляну вблизи ручья, охотники приступили к постройке загона для них. Однако люди успели только свалить несколько стволов, как между деревьями показался запыхавшийся от бега младший брат Большого Ветра - гонец из деревни.

- Что случилось? - окружили его охотники.

- Чинь Данг сидит у старейшины в доме и дожидается Кремня. Важное дело у них для него…

Большой Ветер и Кремень молча переглянулись.

- Что ж, пошли, сынок, вместе, - сказал Кремень Олененку и, кивнув Большому Ветру, добавил: - Если сам не возвращусь, сына пришлю.

Старик Муй - старейшина селения мыонгов Светлые Родники - знал, что, если пантера приходит к оленю с подарками, едва ли у нее добрые намерения. К чему, в самом деле, баодаевский офицер Чинь Данг, по прозванию Криволапый Шакал, принес ему сегодня два куска разноцветной ткани и коробку душистого чужеземного табака?

Худое, скуластое лицо старейшины, покрытое густой сеткой морщин, было непроницаемо, но сердце билось тревожно. Произнося слова приветствия, Муй внимательно всматривался в лицо гостя узкими, слезящимися глазами. Что нужно ему?

Много, очень много лет знал старейшина Чинь Данга и его старшего брата, Чинь Вана, - помещика из селения Долга. О братьях в селении говорили, что хорошего дела за ними не найдется, а плохое без них не обойдется. За последние годы Чини особенно возвысились. Оба усердно прислуживали чужеземцам, и те покровительствовали им. А ведь известно, что белые даром ничего не дают!

В комнату неслышно вошла младшая дочь Муя. Девушка была в яркой саронге на шее, красиво гармонируя с матовой кожей, блестело стеклянное ожерелье, в ушах такие же серьги, на запястьях рук и ног - медные браслеты. Молчаливо поклонившись гостю, девушка поставила перед ним кувшин, наглухо замазанный глиной, откупорила его, влила в него из двух буйволовых рогов воду и сунула внутрь две длинные с металлическими наконечниками бамбуковые трубки. Засыпанный неделю назад в сосуд специально приготовленный сладкий рис, растворенный сейчас водой, давал приятное на вкус вино.

Муй уже успел расспросить Чинь Данга, как этого требовал долг гостеприимства, о его здоровье, благополучии семьи и теперь, поглядывая на маленькое, остро вытянутое лицо, ждал, когда гость заговорит. Но баодаевец не спешил. Громко причмокивая, он неторопливо сосал через трубку рисовое вино.

Между тем Муй продолжал думать над тем, что привело к нему Чинь Данга и почему его солдаты окружили мирное селение охотников и никого из него не выпускают.

Скорее всего, решил он про себя, баодаевец опять явился за молодыми, крепкими мыонгами, чтобы чинить дороги, валить лес, возить камень.

Ведь не проходит недели, чтобы чужеземцы не забирали людей на работы. Из-за этого и жить становится невыносимо: все.приходит в запустение, некому охотиться, некому выжигать лес, готовить новые поля под посевы риса и маниоки.

Старейшина тяжело вздохнул. Придет ли когда-нибудь этому конец? Если французам и баодаевцам нужна еда, они приходят, когда им заблагорассудится, в селение и хватают кур, свиней, забирают корзины с рисом и пшеном. Им требуются солдаты - они разлучают мыонгов с родителями, женами п детьми. Чужеземцам нужны рабочие - они сгоняют здоровых мужчин, женщин, подростков на перевозку камней, ремонт дорог. А сколько угнанных французами мыонгов не вернулось домой! Сопротивляться чужеземцам?… И отец Муя, и дед его, помнится, говорили, что это так же бессмысленно, как пытаться выловить отражение луны из речной воды…

Когда-то белые не осмеливались приходить в их горы. Мыонги п другие охотничьи племена были хозяевами этих меси» Но впоследствии здесь появились солдаты-чужеземцы, за ними - миссионеры, которые старались убедить охотников в том, что их старые боги никуда не годны, и навязывали им свою веру. Все это можно было еще стерпеть, если бы белые не стали вводить в горах свои порядки: жечь и грабить, разорять поля и насильно угонять людей на плантации.

Чего только не делали жители гор и лесов, чтобы обезопасить себя от чужеземцев: и глубокими рвами окружали селения, и расставляли на тропах, ведущих в горы, деревянные фигуры своих самых грозных богов, и даже переселялись целыми племенами в более отдаленные глухие места. Пробовали сопротивляться белым при помощи фитильных ружей и отравленных стрел. Но французские солдаты сжигали после этого целые деревни. Эти люди жестоки, коварны, хитры и расчетливы.

Жаловаться на них? Но кому, если они хозяева и на их стороне сила?

И все же такие охотники, как Кремень, Большой Ветер и молодежь, которая в последние годы больше слушает их, чем даже его, старейшину племени, считают, что против белых насильников нужно по-прежнему бороться…

Размышления Муя были прерваны вошедшим солдатом. Даже не взглянув в сторону хозяина дома, он наклонился к Чипь Дангу и что-то зашептал.

- Уже поздно. Скажи Лу, что останемся на ночь в селении, - бросил ему Чинь Данг. - Пусть костры подготовит. Иди!

Муй недоумевающе взглянул на гостя. Это не ускользнуло от быстрого, как у рыси, взгляда баодаевца. Он привстал с циновки и, чуть припадая на левую ногу, зашагал по мягко прогибающемуся под ногами бамбуковому полу.

- Старейшина, - сказал баодаевец, - наверно, не догадывается, зачем я пожаловал к нему?

Муй вопросительно взглянул на гостя.

Чинь Данг обнажил в улыбке свои черные от жевания бетеля зубы.