Николай Осинин - Железная команда

— Да разве о таком забудешь?

Выслушав Никиту, Калинка воскликнула:

— Найдется его ружье!

— Говорю ж тебе: шарили мы, да ведь — лес!..

— Ну-к, я о чем? В лесу не на дороге, где оставил, там и возьмешь.

— Возьмешь! Если бы тот шалопут знал хоть приблизительно, в каком месте оставил.

Девочка помолчала.

— Ох, прямо не верится, чтобы с Левочкой это случилось! Гляди-ка, потеряет такой!

На Никиту нахлынуло вдруг непонятное раздражение.

— А вот и потерял твой Левочка!

Только что встреча с Калинкой представлялась Никите несбыточным счастьем, почти как приезд мамы или полет на другую планету. А тут вдруг ни с того ни с сего нагрубил, хоть прощенья проси.

— Ой, какой же ты! — покачала головой Калинка, отворачиваясь. — А я еще хотела приехать к вам…

У Андрея Матвеевича тоже было плохое настроение. Он сам показал Никите районную газету со статьей, в которой его критиковали за неполадки в совхозе. Факты, описанные корреспондентом, действительно в разное время были. В качестве «последнего вопиющего безобразия» приводился случай с вылитым на землю молоком. Не говорилось в статье лишь о том, что все это творили одни и те же люди — два-три человека во главе с Мухортовым, которого уже выгнали из совхоза. По мнению корреспондента, виноват во всем был директор совхоза, «не ведущий повседневной воспитательной работы с молодежью».

Но самое обидное заключалось в намеке, что будто бы директор считает себя временным человеком в совхозе. «Еще в начале лета тов. Зырянов ездил за семьей, — читал Никита, — однако почему-то не привез ее. Жена до сих пор живет в городе…»

— Ну, что же ты молчишь? — вскипел Никита, прочитав статью.

Отец пожал плечами.

— Криком делу не поможешь.

— Вранье же это! Я, например, сам видел, как молоко выливали. Яшка где-то с бидонами застрял, а ты причем?

— А при том, что руководитель должен знать, кого на какую работу поставить. В основном, конечно, за молоко бригадир в ответе: не имел в запасе бидонов. На такую должность следовало бы из своих комсомольцев кого-нибудь подобрать. А я назначил непроверенного человека из недавно прибывших. Пастухи и доярки сообщали, что бригадир иногда приходил на работу пьяный. У меня же все времени не было проверить и принять меры. Или взять того же Мухортова. Якова надо было с самого начала на лесовоз посадить. Не «калымил» бы деньги для выпивки, грузчики там — комсомольцы, борются за звание бригады коммунистического труда, не дали бы ему разбаловаться. Надо, знаешь, иметь мужество признать свои ошибки.

— Ну, а вот написано, — упрямо ткнул Никита в газету, — что ты считаешь себя в совхозе временным, что потому у тебя и работа не ладится. Это тоже правда?

— Там написано: «вероятно, потому и не ладится». Временным я себя, конечно, не считаю, а вот если бы мама быстрей переехала, действительно работалось бы куда лучше. Разве не так?

— А если она совсем никогда не приедет?

Отец ответил не сразу. А когда снова заговорил, голос его звучал глухо, и слова будто застревали где-то в горле:

— Не знаю. Я член партии. Слово дал, что буду здесь работать. Как можно слово свое нарушить?

Вечером Никита написал матери большое письмо. Объяснил все подробно, рассказал про данное отцом слово. В заключение просил ее не упрямиться, а переезжать скорее, потому что им без нее очень плохо. Работа из рук валится.

Для подтверждения своих слов он вложил в конверт газету со статьей.

На следующий день, опустив письмо в почтовый ящик, Никита с легким сердцем направился к зданию строящейся школы, где утром теперь собиралась их бригада. По пути ему вздумалось забежать за Шваблей.

Приятеля он не застал, зато увидел, несомненно, следы его деятельности. За оградой двора, кудахча, метался фиолетовый петух с крестом на шее. За петухом бегала Левина мать с палкой, растрепанная и яростная. Поистине, только сверхъестественным чудом можно было объяснить, что ее обложенный граненым стеклом крест, который она никогда не снимала с себя, очутился на шее у петуха.

На крик женщины из дома поспешно вышел Левин отчим, сутулый мужчина с обвислыми складками на лице. То, что он держал в руке, заставило Никиту остолбенеть: это было… ружье!

Куда удрал фиолетовый петух с крестом, Никита не заметил. Внимание его было поглощено двустволкой в руках Левиного отчима. Ведь Лева же потерял ее в лесу! Когда он успел найти ружье? А главное, как сумел привезти домой незаметно для ребят? Объяснить это мог лишь сам «заклинатель змей». Но, как всегда в подобных загадочных случаях, он исчез, словно волшебный дух.

Без него и за песком поехали.

Дорогой Никита потешал ребят, рассказывая про фиолетового петуха с крестом и богомольную Шваблиху, бегавшую за ним по двору с палкой. О ружье он умолчал, опасаясь, что кое-кто начнет смеяться над тем, как ловко их одурачил Лева. Шепнул он о двустволке лишь Митьке с Семгой, от которых у него не было секретов.

Семга при этом известии глубокомысленно закрыл рот и гмыкнул, как бы говоря: «Хватит, меня больше не надуешь». А на лице невозмутимого Митьки появилось такое выражение, будто ему, до смерти боявшемуся щекотки, внезапно провели пальцами по животу.

— От паразит! — простонал он.

В Сухом логе их ждала еще одна загадка, да такая, что можно было совсем ума лишиться. Прибежала Калинка и, отозвав Митьку с Никитой в сторону, объявила, что нашла их ружье.

— Ладно заливать-то! — решительно отказался поверить Никита. — Швабля не терял вовсе…

— А я про что говорила? Пойдемте покажу, где Левка его спрятал.

Ружье стояло в дупле старой березы, под которой они как-то отдыхали во время похода. Мальчишки тщательно осмотрели его. Несомненно, это была Шваблина двустволка, будто взятая им из дому. Но Никита собственными глазами видел сегодня точно такую же в руках Левиного отчима. Не могло быть, чтобы в доме у них имелось два одинаковых ружья. И не могло одно находиться в разных местах. Тогда где же «заклинатель змей» взял это?

Друзья решили не говорить никому о находке, пока не выяснятся все обстоятельства этого странного фокуса Швабли.

Нарезав как будто для веников березовых веток, мальчуганы заложили разобранное ружье внутрь вязанки и в таком виде привезли в поселок. Спрятали они его под нарами в землянке, в которую последнее время никто не заглядывал.

Лева появился поздно вечером. На этот раз он вошел к Никите самым примитивным способом: через дверь. Вид у него был пришибленный и усталый.

— У тебя есть хлеб? — заговорил он, посидев немного в уголке. — Жевать охота до смеху.

Никита поставил на стол сковородку с глазуньей, приготовленной отцу.

— Подвигайся.