Николай Осинин - Железная команда

— Выйдем мы когда-нибудь на дорогу? — злился Олег.

— Тише! Вон он, лог, — указала Калинка на чистый склон. — За косогором — норники. Там под кривой сосенкой лиса живет и трое лисяток.

Лис у норы под кривой сосенкой не оказалось. Калинка, подав знак не шевелиться, стала за дерево и запищала, как мышка полевка. Почти в ту же минуту из-под земли выскочил рыжий поджарый лисенок с острой мордочкой, ростом немного поболее кошки. Хвост коромыслом выгнут, глаза горят, зубы оскалены, как у взаправдашнего хищника. «Где добыча?» — так и кричал каждый его встопорщенный волосок.

Увидев перед собою людей, он прямо-таки сел от неожиданности.

Багиру на этот раз Калинка не взяла с собой. Но путешественники сами проворней собак рванулись к зверьку.

Куда там! Словно ветром сдуло рыжий хвост в нору. Никита сгоряча готов был вскочить за ним следом, да отверстие узковато. Одна рука вошла до плеча. Эх, досада! Вместо лисьего меха пальцы схватили горсть сухой земли.

— Вот дикие! — рассердилась Калинка. — Сами, как хищники, только бы хватать.

Никита встал, разжал кулак, выбрасывая землю, — и задержался. Потом снова сунул руку в нору.

На ладони лежало чудо! Желтой матовой струйкой оно стекало с руки:

— Песок!..

Песчинки блестели, как золото, даже ярче золота. И ничего не было для Никиты сейчас дороже этого чуда!

А счастье все-таки достается настойчивым.

Дорога проходила рядам: слышно было гудение автомашин. Калинка вместе со всеми порылась немного в песке и убежала домой.

С уходом Калинки в лесу как-то поскучнело, и удача покинула отряд.

Пока выясняли, велики ли запасы песка и где удобней закладывать карьер, Швабля потерял ружье. Зачем он таскался с ним по лесу и как умудрился забыть где-то в траве — неизвестно. Пришел убитый горем, рухнул на землю лицом вниз, и тело его затряслось от неудержимых рыданий. Сегодня он вообще был не очень веселый, а после такого несчастья впал в отчаянье.

Долго лазали в лесу в поисках ружья, да как найдешь, если Лева толком не знал, в какой стороне ходил. Под конец он безнадежно махнул рукой:

— Пропала моя башка: ружье-то я у отчима взял втихаря.

— Как втихаря? — удивились ребята.

— Ну, так. Стояло в углу за шкафом. С самой весны, как принесли из магазина, батя его не брал в руки. Вот я и удумал: походим с ним, потом незаметно верну. Вы же говорили, в походе без оружия нельзя. Я и хотел, чтобы вам… чтобы для вас лучше…

Сиди не сиди, горюй не горюй, а делать что-то надо. Были бы продукты, можно и задержаться еще на день-два, поискать. А в их положении ничего не оставалось, как идти в поселок.

— Мы завтра вернемся сюда, — утешал Митька несчастного товарища. — Приедем на машине за песком и начисто каждый куст здесь обыщем. Может, Шура уже получила права, тогда на «Везделете» прикатим, еще ребят наберем.

— Нет, — Швабля уныло помотал поникшей головой, — если до моей мутхен дойдет, что я брал ружье, мне гроб. Лучше утопиться или повеситься.

— Что же делать? — искренне сочувствовали ребята горю товарища.

После небольшого раздумья Лева слабым голосом произнес, что есть один способ для его спасения.

— Какой? Говори! — оживились приунывшие путешественники.

Шваблин «способ» был очень прост: всего-навсего им следовало молчать.

Никита недоуменно пожал плечами.

— Да ведь в доме же у вас рано или поздно спохватятся — не иголка пропала!

— Лишь бы вы молчали, остальное я как-нибудь обстряпаю.

— Как?

— Очень просто: сам первый замечу, что ружья нет.

— А если там уже заметили?

— Скажу: видом не видал, слыхом не слыхал. У вас спросят — подтвердите. Подумают — украли. Главное, чтобы никто из вас не проговорился! И другим ребятам тоже. Никому. Даже если будет милиционер спрашивать. Идет?

— А почему милиционер?

— Воровство, заявят же…

Все поклялись молчать.

— Если кто проболтается — пусть не ждет хорошей жизни! — Никита обвел товарищей жестким взглядом. — Считать того гадом и предателем.

— Да ясно, чего там… — небрежно поморщился Олег. — Разве что Орефий по молодости лет трепнет.

Измазанное колотью лицо младшего путешественника выразило величайшее негодование.

— Сам ты трлепало! — захлебываясь от поспешности, вскричал Орешик. — Кто перлвый рлазболтал прло кота? И как окно выбили…

Он бы, наверно, многое вспомнил для доказательства того, что язык не у него одного болтается, да Митька перебил строго:

— Не курлычь, а то опять дразнить будем. Тебе дело говорят: не проболтнись случайно кому.

— Я… Мне палец иголкой прло…прроколи — не скажу!

Однако Олег со Шваблей продолжали изводить мальчишку недоверием.

— Ха, палец проколи! Знаешь, что никто тебе прокалывать не будет, вот и говоришь.

— Хочешь, я себя до крлови укушу!

— За язык? Ешь землю — тогда поверим.

— И съем! — Орешик схватил горстку песка.

Никита стукнул по руке разгоряченного опором парнишку.

— Брось! А тебе хватит его травить, — сердито сказал он Олегу. — Съест сдуру — и заболеет. До дому километров двадцать, попробуй доберись с больным.

— Да, в походе заболеть — простая штука, — согласился Швабля, еще больше задумываясь. — Что-нибудь съест человек и вдруг — брык и копыта врозь.

Часом позже с ним как раз и произошло это несчастье.

Изнывая от жары, путешественники устало брели по дороге. Изредка их обгоняли автомашины, но на все жесты и умоляющие крики шоферы отвечали нетерпеливыми сигналами и увеличивали скорость.

Так бы и не дойти им к вечеру до поселка, не заболей Швабля. Оглянувшись, Лева внезапно ойкнул, зашатался и упал на дорогу, хватаясь рукой не то за сердце, не то за живот.

Ребята с растерянными лицами обступили Шваблю, корчившегося в каком-то странном припадке. Все случилось так неожиданно, что поначалу кое у кого возникло сомнение: не придуривается ли «заклинатель»?

Потом Никита, видя, как отчаянно колотится о землю Левина голова, заволновался:

— Неужели солнечный удар?

— А может, он грибов или ягод каких ядовитых наелся, когда шастал по лесу? — сказал Митька. — В медпункт надо скорей.

Лева стал издавать еще более мученические стоны и хвататься за живот.

Сзади как раз приближался грузовик. Видно было, что и этот водитель не собирался сажать их в загруженный кузов. Сердито сигналя, он начал стороной объезжать загораживавших дорогу ребят. Тогда Никита с криком бросился к нему наперерез:

— Остановитесь! Человек умирает!

Шофер, чертыхаясь и грозя вздуть, если врет, нажал на тормоза. Однако, увидев лежащего на дороге парнишку, он тотчас утих. А Лева, судя по всему, доживал последние минуты. Зрачки его закатились под лоб, в открытых глазницах жутко, словно у мертвеца, стекленели белки. Из груди вырывались предсмертные хрипы.