Николай Осинин - Железная команда

— Нашу Нину так не удержать. Напиши-ка ей лучше твердо: школу достраиваем, остаюсь в совхозе — и точка.

Никита так и решил написать, однако письмо получилось несколько иным.

«Тебе хорошо в городе, — писал он, мысленно добавляя в скобках после каждой фразы по горькому упреку. — Ну что ж, оставайся там (живи, бросай нас!). Я уже научился жарить картошку с колбасой, так что проблема питания решена (тебя это беспокоило?). Да и Александра Ивановна — так для солидности Никита назвал Шуру — о нас заботится: белье нам стирает. И вообще она очень чуткая…»

На Шуркину чуткость он особенно поднажал, почему-то считая, что это должно задеть маму.

Закончил Никита свое письмо стихами:

Стихи эти были сочинены несколько дней назад для другого человека. Но Никита послал их маме. Это была тонкая месть.

Исчез Лева. Это произошло в тот день, когда из райцентра приехал милиционер со знакомым ружьем и начал вызывать поселковых мальчишек в комнату красного уголка. Интересовало милиционера загадочное возвращение в магазин похищенной двустволки.

— Чего пристает! — шепотом ворчал Митька, первым побывавший на допросе. — Вернули ж! Так нет, надо ему знать: откуда, кто подбросил? Под суд хочет упечь.

Олег в тот день уезжал с отцом на покос. За Семгу можно было ручаться — не сболтнет. Остальные ребята ничего не знали. Вызывал опасение один Орешик.

Милиционер был широколицый, добродушный парень. Разговаривал о рыбалке, расспрашивал, как они ходили искать песок. В разговоре с ним можно было запросто проболтаться. Орешику он даже показал, как стрелять из двустволки.

Орешик пощелкал курком незаряженного ружья, потом сказал, что ни у кого из мальчишек такого не видел.

— А ты подумай, — настаивал милиционер.

Затаившиеся под открытым окном конторы Никита и Митька слышали, как снова щелкнули ружейные ударники.

— А, вспомнил! — воскликнул Орешик.

Только из-за того, что следователь слишком сильно обрадовался, он не расслышал, как Митька яростно прошипел под окном:

— У, паразит!

— Ну-ну, рассказывай, у кого ты видел такое ружье? — допытывался милиционер.

— Ни у кого.

— Э-э, врать нехорошо. Ты только что сказал: «А, вспомнил!».

— Угу. Вспомнил, — хладнокровно подтвердил Орешик. — В магазине висело. На стенке.

…Милиционер потом порядочное время искал еще какую-то пропавшую книжку и укатил ни с чем, а Лева все равно не появлялся. Шваблиха бегала по поселку, разыскивая сына, и жаловалась:

— Окаянный мальчишка — с ума сойти! Совсем уезжать собралась из этой проклятой дыры, а теперь не знаю, что делать. Ну, попадись он мне!

Лева не попадался. И не одной ей. Никита с Митькой объездили на мотоцикле все окрестности — никаких следов друга не нашли. Пропал без вести — так родители заявили в милицию.

Обнаружил его на четвертый день Семга. «Заклинатель змей» скрывался в ветхом полевом вагончике, покинутом за ненадобностью около склада изношенной техники. Он заперся изнутри и сидел там безвылазно. Семга открыл его убежище по огрызкам дыни, выброшенным из разбитого окошка вагончика.

— Вот ты где! Открывай! — сказал Никита. Чтобы заглянуть в оконце, он забрался на Семгины плечи.

Швабля лежал на охапке сена с громадной книжищей.

— Постой, сейчас, — без особого удивления отозвался он, даже не повернув глаз. — Последняя страница…

Наконец книга была дочитана, а Никита с Семгой получили возможность проникнуть в Левину обитель.

Лицо Швабли за эти дни осунулось, а глаза глядели очумело, будто он нечаянно съел мухомор.

— Зачем ты убежал? — сердито приступил к нему Семга. — Никто же тебя не выдал!

— Ух, и книжища попалась! «Граф Монте-Кристо»! — сказал Лева, кажется, не совсем понимая, что ему говорят. — Голова стала, как бочонок, пока прочитал… Милиционер уехал?

Из последних слов можно было заключить, что Лева все дни не выходил из своего убежища. Впрочем, нет, — выходил, по крайней мере ночами: на остатках нар лежали помидоры, морковь, редиска, огурцы.

— Уехал, конечно, что ему делать, — сказал Семга.

— Я про этого «Графа» давно слышал, да все не попадался он мне. А тут смотрю — читает!..

— Кто читает? Что ты плетешь? — Никита пристально заглянул несчастному беглецу в глаза, опасаясь за его рассудок.

— Ничего не плету. Милиционер читал «Графа Монте-Кристо», ну я и…

— Ты у него книжку стащил? — вскричали Никита и Семга. — Мы за него переживаем, а он…

— Ничего не стащил, — слабым голосом возразил обессилевший на растительной пище «заклинатель змей». — Он ее на подоконнике в конторе забыл, ну я и взял почитать. Верну же!

— Знаешь, довольно фокусов! — железным тоном сказал Никита. — Пойдешь в милицию и сам начистоту все расскажешь. И про ружье и про книжку.

— Правильно, — поддержал Семга, — иначе тебя не исправишь.

Лева обреченно вздохнул, посмотрел в беспощадные глаза друзей.

— Ладно. Я и сам так удумал… Принесите хлеба.

— Пошли со мной в дом, — мягче сказал Никита. — Поешь, умоешься.

— Только б моя мутхен не увидела.

— Боишься — влетит?

— Нет. Уезжать она гоношится из совхоза, а мне неохота от вас… Молиться ей тут не с кем, церкви нет. Ну, доберусь я когда-нибудь до ее сундука с молитвенниками, ох, и устрою чудо!

Можно целый день увлеченно работать или играть, с хорошими друзьями.

Чудесно пролететь на мотоцикле по степи быстрей вихря, быстрей сокола в небе.

Можно быть бесстрашным водителем любой машины или директором совхоза.

А вечером человека тянет домой, как птицу к родному гнезду.

Домой — если у человека есть дом.

Никита понял, что у них с отцом были всего лишь комнаты, где они спали. Теперь он знал: без мамы нет дома.

Недаром эти два слова чем-то похожи — мама и дом, не правда ли?..

Телеграмма! Едва пробежав ее глазами, Никита с криком понесся в контору к отцу:

— Едет! Едет!

Рабочий день в конторе кончился, уборщица сказала, что служащие ушли на «помочь» — строить кому-то из работников конторы дом.

Никита обежал поселок, звонил по телефону на отделения — нигде отца не было. К счастью, встретился Иван Борисович и сообщил, что директора вызвали в райком на совещание.

— Чего это у тебя глаза ненормальные? — заметил он.

Никита показал телеграмму.

— О-о, блеск, поздравляю, туда-сюда! — тряхнул его прораб за плечи. — А встречать мамашу тебе придется самому. Поезд приходит в два часа ночи. Отец освободится не раньше двенадцати — на станцию не успеет. Шурка вернется из рейса — наряжу ее на вокзал. Поедешь с ней.