Жанна Браун - Зорькина песня

Иван Спиридонович слушал Зорьку молча, наклонив крупную, коротко стриженную голову.

А когда Зорька начала рассказывать о нечаянно подслушанном ею последнем разговоре Кузьмина со Щукой, Иван Спиридонович встал, поставил стакан на стол так, что вода в нём плеснула через край, и заходил по кабинету, кренясь на ту сторону, где пустой рукав гимнастёрки был заправлен под ремень. Потом он подошёл к двери, распахнул её и приказал:

— Машину! И начальника милиции быстро!

Через час Зорька, накормленная старушкой секретаршей, закутанная в тёплый пушистый платок, уютно устроилась на заднем сиденье исполкомовского газика с брезентовым верхом. Впереди, возле шофёра, сидел грузный начальник милиции, а рядом с Зорькой на заднем сиденье — хмурый, сосредоточенный Иван Спиридонович.

Машина неслась в посёлок по степной дороге, покачиваясь на ухабах. Люди в машине молчали. Зорька тоже молчала и смотрела в окно.

Куда ни кинь взгляд — шелковистая весенняя степь. Колышется по ветру ковыль. Ходят по степи волны. Переливаются разными красками. То серо-зелёные, то зеленовато-синие… А среди ковыля маки. Будто вся степь утыкана красными флажками. Чем дальше, тем чаще флажки, а у самого горизонта будто вся степь красным огнём полыхает.

«Как только приедем, нарву Саше маков, — подумала Зорька. — Вот обрадуется он, когда всё узнает… И Коля-Ваня, когда выздоровеет, тоже обрадуется».

В посёлок приехали неожиданно быстро. Так быстро, что Зорька даже удивилась. А она-то шла всю ночь!

Возле ворот детского дома шофёр затормозил. Ребята окружили машину, во все глаза разглядывая важную Зорьку в большом пуховом платке.

— Вот даёт! — сказал Генька. — Верванна тебя всю ночь искала… А утром пришёл какой-то старик, сказал, что ты к нему приходила.

— Дедушка Токатай? — удивилась Зорька.

— Точно! — подхватила вездесущая Галка. — Они с Верванной возле школы долго разговаривали, а потом старик сходил за подводой и они уехали в город.

— Тише вы! — быстро сказала Анка. — Крага!

В глубине двора показался Кузьмин. Увидев председателя исполкома и начальника милиции, Кузьмин приветливо ещё издали заулыбался и заспешил к ним. Высокий, загорелый, со сверкающими на груди значками, в начищенных скрипучих крагах. Хромал он сегодня больше обычного, опираясь на сучковатую резную палку.

Иван Спиридонович стоял возле машины не двигаясь и, наклонив голову, исподлобья смотрел на приближающегося Кузьмина. Рядом с председателем исполкома, расставив ноги, стоял, засунув руки в карманы, начальник милиции.

По мере приближения лицо Кузьмина теряло приветливое выражение, на нём появилась откровенная растерянность. Он заметно побледнел.

— Здравствуйте, Иван Спиридонович, — сказал Кузьмин дрогнувшим голосом.

— Здравствуйте, Степан Фёдорович, — неожиданно вежливо, даже приветливо ответил Иван Спиридонович.

Зорька с тревогой посмотрела на председателя исполкома.

«Что же это? Ведь так здороваются только с хорошими людьми…»

— Прошу в мой кабинет, — веселея, сказал Кузьмин и широким хозяйским жестом повёл рукой в сторону директорской, — дети, идите по своим делам.

— Сейчас пойдут, — сказал Иван Спиридонович и, окинув взглядом насторожившихся ребят, спросил улыбаясь: — Ну, смена, как живём? Растём, едим, дышим? Почему глаза хмурые?

— Растём, едим, дышим, — вежливо, в тон председателю исполкома, ответила Наташа.

И вдруг Галка громко сказала:

— Плохо живём!

Иван Спиридонович перестал улыбаться.

— Что же, ребята, сейчас всем трудно. Война. Придётся потерпеть до победы. Но, может, у вас что-нибудь особенное случилось? Тогда рассказывайте.

— А разве вам Зорька ничего не рассказала? — недоверчиво спросила Галка.

— Поэтому я и приехал, — Иван Спиридонович отошёл в сторону, сел на бревно у забора.

— А Коля… Николай Иванович к нам когда вернётся? — спросила Анка.

— Скоро, теперь уже совсем скоро. — Иван Спиридонович сделал приглашающий жест рукой. — Садитесь, ребята, побеседуем. Зорька мне всё рассказала, но я хотел бы ещё и вас послушать.

Кузьмин глубоко вздохнул и, опустив голову, пошёл к дому. Следом за ним неторопливо и грузно зашагал начальник милиции.

— А Щука ещё говорила, что нам никто не поверит, — сказала Зорька, усаживаясь на бревно рядом с председателем исполкома. — «Кому эти безродные нужны?»

— А ты сама как думала? — спросил Иван Спиридонович. — Есть правда на свете?

— А я не думала. Я просто знала, и всё. Зачем бы я тогда к вам пошла? — ответила Зорька, глядя на удаляющуюся фигуру Кузьмина.

К середине мая природа утратила все краски. Осталось всего две: синяя и жёлтая. Синее небо и жёлтая горячая пыль на дороге, жёлтые травы в степи, жёлтый песок, жёлтые дома, жёлтое солнце…

Пыль прожигала подошвы ботинок, точно Зорька бежала по раскалённой плите. Платье на спине взмокло от пота.

Окна в домах посёлка были закрыты от зноя ставнями. Даже собаки не лаяли; лежали бессильно в зыбкой тени под дувалами и тяжело дышали, вывалив розовые языки. Только серые ишачки, неторопливо отмахиваясь хвостами от слепней, тупо жевали сухую траву, росшую кустиками вдоль дороги и по краям арыков.

Двери госпиталя были закрыты. Во дворе и в саду ни души. Зорька побегала вокруг здания, пытаясь заглянуть в зашторенные окна. Потом уселась на завалинку с северной стороны, где была хоть какая-то тень.

Наверное, в госпитале тихий час, подумала она. Значит, придётся долго ждать. А Сашина палата на втором этаже, разве доберёшься? Эх, надо было раньше приходить… а как раньше, если из школы теперь не убежишь, пока не кончатся все уроки? Конечно, это ребята правильно решили — встретить Николая Ивановича так, чтоб ни одной плохой отметки, ни одного прогула не было. И чтоб Веру Ивановну не огорчать, раз она теперь за директора осталась. А Кузьмина скоро судить будут, и Щуку тоже. Петька с Верой Ивановной и Марей в город ездили к следователю, говорили, что Крага заявление подал, чтоб его на фронт отправили… Только ему всё равно не разрешили. И правильно… Теперь узнает, как ухи крутить! Безродные… Сам он безродный, если на то пошло!

— Ты чего тут сидишь?

Перед Зорькой стояла Нюська с двумя пустыми вёдрами в одной руке, а другой она прижимала к боку жестяной таз с грязными бинтами.

— Жду, когда тихий час кончится. Мне Саша нужен.

Нюська сердито шмыгнула носом.

— Нарушитель злостный твой Дмитриев. Я так главному врачу и доложу. Пусть теперь сам к нему какие хочет меры принимает, а моих сил нет.

Зорька испуганно вскочила.

— Ч-что с ним?

— Ничего. Весь тихий час в кустах обретается.

Зорька чуть не бросилась Нюське на шею. А она-то было решила, что с Сашей новая беда приключилась.