Галина Черноголовина - Курлышка

И впрямь, уже на другой день несколько девочек из девятого и даже из десятого класса пришли с «калачиками» на макушке, в том числе и Клава Сивцова.

Теперь по дороге из школы Даша частенько заглядывала к дяде Сене. Многие двери в Доме культуры, наглухо запертые раньше, словно ожили. За одной вздыхала труба, за другой тренькала балалайка. Двери то и дело хлопали, по коридору пробегали девушки в костюмах разных народов, вертелись перед огромным зеркалом в вестибюле.

Даше не хотелось идти домой — так интересно было смотреть, как дядя Сеня репетирует с ними танцы: возьмётся за брюки, как балерина за юбочку, тряхнёт волосами, и «раз-два-три, и раз-два-три».

По селу были расклеены яркие афиши: «Новогодний бал-маскарад! Концерт! Танцы! Аттракционы! Конкурс на лучший костюм!» Тётя Фая не зря предсказывала: дядя Сеня действительно вовсю «раскручивал колесо».

Сама же тётя Фая крутила швейную машинку. Маму замучила примерками.

— Пока в вашем доме, хоть обошью тебя, Наташа. Молодая, а ходишь лишь бы в чём, совсем на себя рукой махнула. Что я писала, когда тебе в голову взбрело на подстанции остаться? Всё, всё я тебе предрекала. Какая ты раньше была! Цвели, цвели цветики, да поблёкли… Помнишь, как пели мы с тобой? «Уж ты сад, ты мой сад…» — тихо затянула тётя Фая, и мама подхватила:

— «Сад зелёненький…»

— «Ты зачем рано цветёшь?»

— «Осыпаешься…»

Никто и не заметил, что в дом вошёл дядя Сеня, а он стоял в коридоре и слушал.

— Идеально! — воскликнул он, когда песня кончилась. — Какой дуэт! Нет-нет, и не возражайте… В новогодней программе… — дядя Сеня встал в картинную позу и провозгласил: — Сёстры Губины! Русские народные песни!

Незадолго до Нового года выяснилось, что старшеклассникам тоже разрешили идти на бал-маскарад в Дом культуры, и тётя Фая срочно взялась шить костюм для Али. Когда Аля надела голубое платье с серебряными блёстками, а в волосы вплела жемчужную нить, Даша бросилась к шкафу, где хранились детские книжки, и раскрыла «Сказки» Андерсена. Принцесса! Настоящая принцесса!

— У меня костюм не принцессы, а феи! — засмеялась Аля.

— Нет, ты принцесса! — упорствовала Даша.

Под Новый год остались на подстанции втроём: папа, Даша и Николка. Папа дольше и придирчивей, чем обычно, проверял трансформаторы, потом поужинали, и папа стал перекликаться по рации с другими электриками: они его поздравляли с Новым годом, а он — их. Даша уложила спать Николку, вымыла посуду и вынесла остатки еды Лапику. Было ясно и морозно. Звёзды словно со всего неба собрались к подстанции: расселись, как птицы, на проводах и трансформаторах, мерцали в ажурных переплетениях мачт, а одна, очень крупная и яркая, примостилась на макушке громоотвода.

«Сидим, бывало, на крылечке, а звёзды до самой земли, — вспомнились Даше слова мамы. — И будто одни мы на целом свете…»

Даше вдруг стало жаль папу, недаром он сегодня такой хмурый, скажет слово и молчит: раньше-то он всегда встречал Новый год с мамой…

Даша вернулась в дом. Папа сидел на диване перед телевизором, и она села рядом, а на колени ей сразу же прыгнул Прошка. Гремела музыка, мелькали забавные маски, поднимались к сверкающим люстрам воздушные шары… Вот так же людно и весело сейчас там, в Доме культуры, подумала Даша. Прошка был мягкий, тяжёлый, тёплый и так сладко, так сонно мурлыкал… «Не спи, не спи, — приказывала себе Даша. — А то папе совсем скучно будет…» Но музыка вдруг стала расплываться, уходить куда-то всё дальше, пока совсем не заглохла…

— Диспетчер Баюков слушает!

Даша встряхнулась, с трудом разлепила веки. На экране телевизора беззвучно кружились пары, а на часах… На часах уже половина первого! Ну вот, проспала Новый год…

— …На подстанции всё в порядке, — докладывал кому-то папа. — Повреждений на линии нет, потребители питанием обеспечены…

Положив трубку, он обернулся к Даше:

— Разбудил тебя? С Новым годом, дочка!

Папа подкрутил рычажок, и в комнату снова хлынули звуки новогоднего вальса.

— Потанцуем?

Ах, как они кружились! Пускай, пускай веселятся там, в «Тополином», Даше с папой и здесь хорошо!

На другой день в доме только и разговору было что о маскараде.

— Ну, сестрички, нечего в землю таланты зарывать! — дядя Сеня бегал по комнате и встряхивал волосами. — Извольте готовиться к Восьмому марта.

А тётя Фая спросила:

— Алечка, что это за мушкетёр, который тебя всё время танцевать приглашал? Высокий такой и, по-моему, симпатичный…

Аля засмеялась:

— Да это мальчишка из нашего класса, Алёша Зырянов…

— Зырянов? — переспросила Даша.

— Да… А что такого?

— Ничего…

Даша хотела спросить, была ли на балу Клава Сивцова и в каком наряде, но так и не спросила.

Земля пестрела по-сорочьи. Дымились чёрные проталины, снег уходил со двора, обнажая множество мелких вещей, забытых осенью или утерянных зимой. Всё обнаружилось: Николкин ботинок, губная гармошка, с полдюжины почерневших бельевых прищепок, и красный Дашин свитерок нашёлся — думали, его буран унёс с верёвки в степь, а он, оказывается, вмёрз в снег под забором, и половина рукава, что не была занесена снегом, выгорела на зимнем солнце добела. Прошёл первый весенний дождь, обмыл корешки у трав, и они сразу пошли в рост.

Курлышку выпустили во двор. Он сладко потянулся сначала одним, потом другим крылом, расправил чёрные маховые перья…

— Улетит! — встревожилась Даша.

— Надо крылья ему подрезать, — захлопотала тётя Фая. — А то ведь и впрямь улетит. Давайте скорее ножницы!

— Павлик, ты поможешь? — спросила мама. — А то он сильный, вырвется.

— С какой стати? — нахмурился папа. — Нечего птицу калечить. Улетит так улетит.

— Ну как знаете, — обиженно поджала губы тётя Фая. — Такую птицу потерять — всё равно что счастье из рук выпустить.

Курлышка, похоже, улетать не собирался. Бродил в саду, среди разогретых солнцем яблонь, ворошил клювом прошлогодний лист, находил что-то, склёвывал — возможно, это были какие-то личинки, возможно, просто побеги трав… Обедал вместе с курами, а если они начинали ссориться между собой, делал вид, что собирается клюнуть самую скандальную — и та сразу смирялась.

К субботе Курлышку словно подменяли.

«Курр-Курр-р!» — кричал он тревожно, вытянув шею, и надолго застывал у ворот на одной ноге.

— Как он догадывается, когда Аля должна появиться! — удивлялась мама.

Дяде Сене уже дали квартиру, и теперь Аля ночевала на подстанции лишь с субботы на воскресенье. В это время только Аля существовала для Курлышки, лишь вокруг неё он кружил, и пританцовывал, и кивал головой в такт её каждому ласковому слову.