Ико Маран - Хоботок по прозвищу Слоняйка

— Может, ты знаешь и то, как она попала в нашу квартиру?

— Очень просто. Она пошевелила левым усом, и дверь сама открылась. А когда она шевелит правым усом, все начинают летать.

— Кто — все?

— Букашки-таракашки и зеленый попугай. Я сам видел.

— Где ты это видел?

— В живом уголке.

— Странно, почему я не видел! Я тоже был в живом уголке. Мы перед торжественным собранием обошли всю школу. А этот зеленый попугай просто-напросто чучело. Ты подумай сам, если бы тебя набили ватой, ты бы смог летать?

— А вот он хлопал крыльями и кричал: "Дур-рак! Дур-рак!" А стоит Мурляне свистнуть, как раздастся страшный взрыв!

— Ты сам слышал?

— Да. Мурляна научит и меня свистеть. Я уже немножко умею.

— Ну-ка посвисти, я послушаю.

— В шкафу нельзя свистеть. В шкафу темно.

Сийм не сомневался, что историю с Мурляной Хоботок сочинил для того, чтобы вырваться на свободу. Для игрушечного слоника хитро придумано! Но пора было спать, и Сийм сказал:

— Давай теперь спать, Слоняйка. Мне завтра рано вставать. Ведь я должен идти в школу.

— Мне тоже рано вставать. Я тоже должен идти в школу, — сказал Хоботок.

— Нет, нет! И не надейся! — испугался Сийм. — В школу ты больше не пойдешь! Тебя никто не выпустит из шкафа!

Хоботок озабоченно сказал:

— Но тогда Мурляна сильно разозлится. Она снова придет и исчиркает всю твою книжку.

Сийма не испугали угрозы Хоботка. Он устало сказал:

— Хватит болтать, никакой Мурляны вообще не существует, потому что кошки не умеют свистеть и рисовать тоже не умеют.

Хоботок оторопел:

— Откуда ты это знаешь? — взволнованно спросил он.

— Знаю — и все. Ты эту Мурляну выдумал!

Сийм говорил так убежденно, что совсем сбил Хоботка с толку. А что, если кошки действительно не свистят и не рисуют? Если Мурляна — это чистая выдумка? Тогда… тогда нет никого, кто пустил бы его в школу.

А эта мысль была такая грустная, что Хоботок бросил ее на полпути и уснул.

У Сийма тоже глаза закрылись, но тут снова кто-то постучал. Теперь уже явственно. Стучались в окно. Сийм от страха спрятался с головой под одеяло. Потом осторожно выглянул. В углу окошка что-то поблескивало. Сийм вылез из кровати, подкрался к окну и увидел, что за окном сидит попугай из живого уголка, а в клюве у него листок бумаги. А на нем корявыми печатными буквами что-то написано. Эти буквы-то и блестели.

Сийм открыл окно. Попугай шумно влетел в комнату, сделал над ней круг, выронил из клюва записку и, прокричав "Дур-рак! Дур-рак!", улетел.

Сийм поднял записку и прочитал:

УЧЕНИЧЕСКИЙ БИЛЕТ ХОБОТКА

Честное слово, Хоботок ученик взаправду, а не понарошке.

ШКОЛЬНАЯ КОШКА МУРЛЯНА.

— Хоботок, — виновато прошептал Сийм.

Из шкафа не донеслось ни звука. Сийм открыл дверь.

Хоботок, расстроенный, спал. Сийм схватил его на руки, стал тормошить, приговаривая:

— Проснись, Слоняйка! Милый Слоняйка, проснись!

— Чего я опять натворил? — спросил Хоботок сквозь сон.

— Ты ничего не натворил, — успокоил его Сийм. — Мурляна прислала тебе ученический билет… Теперь я верю, что это не ты исчиркал мою книжку…

Хоботок вмиг взбодрился.

— Вот всегда так! Никто не верит тому, что говорит маленький Слоняйка! Но потом я всегда бываю прав!

— Я верю, верю, — успокоил его Сийм. — Но что-то мне стало прохладно.

Он уложил Хоботка у себя в изголовье, а сам закутался в одеяло. Когда Сийм согрелся, он сказал:

— Но ты, Хоботок, на наш урок не приходи, а иди на урок к Мурляне. Будем видеться только на переменах.

Хоботок ничего не ответил. На радостях, что снова оказался прав, он заснул.

Сийм сидел за столом и выводил восьмерки. Делал он это неохотно, потому что должен был писать их так, как показано в учебнике: начинать сверху с середины, потом постепенно заворачивать влево вниз, затем вправо, потом повернуть вверх и прийти на старое место. Это было ужасно нудное занятие. К тому же восьмерки выходили какие-то кособокие и помятые, будто они наехали на дерево. А ведь Сийм изобрел хороший метод, как можно очень просто получить красивую восьмерку: сперва нужно написать обыкновенную цифру три, а потом написать еще одну, повернутую носом к первой. Вот и готова восьмерка! Но так писать не разрешалось. Никто не разрешал: ни учительница, ни мама, ни … Папа, может, и разрешил бы, но у него Сийм не смог спросить разрешения, потому что мама увела его в кино. Поэтому Сийму ничего не оставалось, как писать кособокие и помятые восьмерки. Они нагоняли на него тоску.

Сийм вздохнул и отупело обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на Хоботке, который стоял с карандашом в хоботе, крепко прижавшись к косяку двери, и на высоте своей головы проводил черточку.

— Хоботок, что ты делаешь? — удивленно спросил Сийм.

— Ничего, — смутился Хоботок.

— Ты измеряешь свой рост?

— А что толку его измерять? — безутешно сказал Хоботок, прошелся по комнате, прыгнул на диван и уставился в одну точку.

Сийм что-то вспомнил и сказал:

— Хоботок, что-то я тебя давно в школе не видел.

Хоботок с безразличием сказал:

— Ты и не мог меня видеть, потому что, во-первых, на переменках вы так носитесь с Ханно и Эльдуром, что ты даже учительницы не замечаешь, а во-вторых, мои уроки как раз тогда, когда у тебя переменки, а в-третьих, я больше не хожу в школу.

Эта новость удивила Сийма. Он воскликнул:

— Почему же ты больше не ходишь?

— По очень простой причине. Я уже и без того умный.

Сийм недоверчиво посмотрел на него и сказал:

— Если ты такой умный, напиши-ка мне несколько красивых восьмерок.

Хоботок прыгнул на стол, положил передние ноги на лист тетради, чтобы он не помялся, и принялся старательно выводить восьмерки. Он это делал совсем иначе: сперва рисовал маленький круг вверху, потом чуть побольше внизу, а потом соединял их между собой черточкой. Это выходило у него очень ловко. Уже были готовы три восьмерки.

Только теперь Сийм догадался вмешаться.

— Разве это восьмерки? — с упреком воскликнул он. — Это муравьи.

— Нет, не муравьи, — ответил Хоботок. — Муравьи дрыгают ногами. А мои восьмерки не дрыгают.

— У них нет ног, потому. А если ты им пририсуешь ноги, они убегут из тетрадки.

Хоботок пририсовал восьмеркам ноги. Но восьмерки все равно не убежали. Тут Сийм поднял страшный крик:

— Посмотри, что ты наделал! Что завтра скажет учительница, когда увидит эти восьмерки? Ты чего наврал мне, что ты умный, а сам не умеешь писать красивые восьмерки!

Раньше, когда Хоботка отчитывали, у него всегда округлялись глаза. Теперь же он заносчиво поднял хобот и сказал:

— Не знаю, какие восьмерки вам велят писать, но в Мурляниной двоичной системе они пишутся так, как я написал.