Ико Маран - Хоботок по прозвищу Слоняйка

Но на душе у Сийма от этого ворчания легче не стало. Внутри загрызло просто нестерпимо. Бедный Сийм забрался на диван и стал стучать головой об его спинку.

Хоботок растерянно смотрел на своего старого друга. Он уже был не властен над сердцем Сийма. Поэтому он даже не осмелился начать вслух его утешать.

Он только тихо сказал, кивая и вздыхая:

— Вот оно, хваленое детство, вот она — золотая пора. Как только ребенок идет в школу, появляются свои обязанности, свои заботы.

Интересно, откуда он узнал эту премудрость, во всяком случае не от Мурляны.

Сийм услышал, как открылась дверь. "Наверно, пришли папа с мамой", — подумал он и уже хотел бежать им навстречу. Он спрыгнул с дивана, но дальше не пошел: из передней не доносилось ни разговора, ни шагов. Странно.

Кто бы это мог войти в их квартиру так бесшумно?

Дверь закрылась.

А как же тот — вышел или притаился в передней?

Он хороший или плохой, а может, очень плохой?

У Сийма сильно заколотилось сердце.

Оказалось, тот не ушел, потому что… потому что медленно отворилась дверь и… никто не вошел! В передней тоже никого не было! Но на самом деле кто-то был! Сийм вначале никого не видел, потому что смотрел вверх. Но тут он услышал вежливое покашливание и взглянул вниз: он увидел черную как смоль кошку, в белой манишке и белых носочках. Это была Мурляна собственной персоной. Она кивнула в знак приветствия и сказала:

— Мне очень приятно познакомиться с тобой, Сийм. Честно говоря, мне следовало это сделать уже давно. Но такова участь всех педагогов — с родителями примерных учеников знакомятся в последнюю очередь. И то лишь в том случае, если примерный ученик сачковал или отмочил номер еще почище…

Вдруг Мурляна навострила ушки.

— Что я слышу? — Она повернулась к Сийму правым ухом, озабоченно наморщила бровь и тихо сказала:

— Грызет! У тебя внутри грызет! Это оно!

— Кто? — оторопело спросил Сийм.

— Мой личный враг — Чудище-Юдище. В широких кругах оно известно под названием черного червя, но его научное название Чудовиус-Юдовиус . Мне до сих пор неясно, почему такому противному зверю дали такое красивое имя. Итак, для начала мы его изгоним из тебя, поймаем и спустим в раковину.

Сийм осторожно потрогал свой живот и с опаской спросил:

— А как оно выглядит?!

Мурляна пренебрежительно сказала:

— Оно вообще никак не выглядит. Ни кожи, ни рожи. Каждый из нас чувствовал на себе, как оно грызет, но никто не видел его самого, а только его тень. Поэтому его очень трудно поймать. Но это уж моя забота. Итак, к делу! Через что оно могло залезть в тебя?

Сийм показал пальцем на рот. Он думал, что все, что у него внутри, попадает туда через рот.

— Нет, — сказала Мурляна твердо. — Чудище-Юдище проникает в нас только одним путем — через несделанные дела. Скажи, что ты не сделал?

Сийм припомнил все свои ежедневные обязанности: 1) Снимая ботинки, развязать шнурки! — Сделано. 2) Надеть тапочки! — Надел. 3) Взять из шкафа яблоко и съесть! — Съел… Все было сделано. И он сказал: — У меня все дела сделаны!

Проговорив это, он почувствовал, как Чудище-Юдище стало опять грызть. Когда о нем говорили, оно не подавало признаков жизни. Наверно, надеялось, что про него забудут и оставят в покое.

От Мурляны не ускользнул ход событий. Она быстро учинила допрос:

— Ты стишок выучил?

— Я выучил его уже в школе.

— А листик нарисовал?

— Нарисовал.

— А вам не задавали писать восьмерки?

Сийм пристыженно кивнул головой.

— Как я забыл про них! Мне еще надо написать три строчки восьмерок!

— Это излюбленный прием Чудища-Юдища — напустить дым забывчивости, — сказала Мурляна с видом знатока. — Но оно еще пожалеет о своем низком поступке, как оно жалело неоднократно и раньше. Бери карандаш в руки, Сийм!

Сийм послушно взял карандаш, сел за стол и сказал:

— Мне сперва нужно поменять листок в тетради.

Мурляна вскочила на стол, внимательно обследовала тетрадку Сийма и спросила:

— Зачем?

— Из-за этих восьмерок с ногами.

— Тем легче будет прогнать их отсюда! — сказала Мурляна и громко фыркнула. Тут же три восьмерки кувырком покатились на пол — и страница была чистая. Сийм не стал их разыскивать, а быстро принялся писать школьные восьмерки. Он словно боялся, что эти ногастые прибегут обратно.

Когда была готова одна строчка красивых восьмерок, Сийм почувствовал большое облегчение. Он даже осмелился поднять голову и… задать вопрос, который ему первым пришел на ум:

— Мурляна, а что такое двоичная система?

Мурляна стала медленно, с явным удовольствием, объяснять:

— Двоичная система — это хорошая вещь. Я придумала ее на досуге как-то в воскресенье, когда не смогла пойти гулять в Кадриорг, потому что шел противный дождь, а мой зонтик был в починке.

— Так что же это такое?

— Ну как тебе объяснить? Вот вы в школе пользуетесь десятью цифрами. Но их так легко перепутать, если они к тому же кривые. Вот я взяла и выкинула восемь цифр, оставила только две.

— Единицу и двойку?

— Нет, двойка тоже кривая. Я оставила единицу и нуль. Вот это и называется двоичной системой, когда есть только единица и нуль.

— Ну а если…

— Что — если? Спрашивай смелее!

— А если я хочу написать, что у меня 5 копеек?

— Разве папа дал тебе 5 копеек?

— Нет, не дал, никто их не давал. Просто я хочу знать, как это можно написать.

— А это невозможно написать. Коли у тебя нет копеек, так и нечего писать, что есть. Это называется враньем.

— А это можно написать, что у меня нет 5 копеек?

— Это, конечно, можно.

— А как я это напишу?

— Очень просто. — Мурляна взяла в руки карандаш. — Вначале напишешь нуль. — Она вывела на порванной тетрадной обложке.

— Над нулем нарисуешь единицу, вот так,

а потом перечеркнешь ее другой единицей.

Два пишется так:

, шесть:

, девять:

Правда, очень просто?

— Просто, — признался Сийм. — Дай-ка я тоже попробую.

Мурляна погрозила указательным пальцем правой лапы и сказала:

— Погоди, погоди, напиши-ка еще одну строчку, и тогда поговорим.

Сийм принялся писать. Он писал с ожесточением и старанием. С ожесточением — потому, что хотел быстрее избавиться от Чудища-Юдища. А со старанием — чтобы быстрее услышать, что ему еще расскажет Мурляна. Закончив строчку, он нетерпеливо спросил:

— А теперь мне можно писать цифры двоичной системы?