Юрг Шубигер - Где лежит море?

Каждую субботу нас забирал папа, и мы вместе куда-нибудь ходили. Например, на пляж или в кино. Мисс почти всегда была с нами. Она не купалась, а только загорала. Я же, наоборот, очень любила купаться. Потому что когда купаешься, видна только голова, а это у меня самое лучшее. Точнее, было самое лучшее. Теперь-то у меня и другие части тела ничего.

Мисс повсюду пускали без билета. Нужно было только доказать, что она кукла. Правда, не всегда это было так просто.

— Кукла, говорите? — спросила нас как-то билетерша в кино. — Кукла, которая умеет разговаривать и улыбаться?

— Кто умеет разговаривать? — изобразила я.

— Кто умеет улыбаться? — подхватил папа.

Мисс же усиленно затрясла головой, как будто хотела сказать: «Нет, ну честное слово, за всю свою жизнь я не произнесла ни словечка!»

— Попробуйте ущипнуть ее за руку, — предложил папа.

Но билетерша не соглашалась.

— Пожалуйста, — попросил папа и поднес Мисс так близко к окошку кассы, что женщине нужно было только протянуть к ней руку. Она ущипнула Мисс, и та даже не пикнула. Билетерша улыбнулась и тут же выдала нам два билета. Мы с Мисс сидели в одном кресле, но нам к этому было не привыкать.

В тот день показывали «Белоснежку». Мисс смотрела на экран, как всегда не моргая. На моем фоне ее беленькое личико казалось задумчивым и прекрасным. И тут вдруг она захлопала в ладоши. Хотя в зале стояла мертвая тишина, потому что все, затаив дыхание, ждали, откроет ли Белоснежка дверь своей злой мачехе или хоть в этот раз, хоть один-единственный раз она этого не сделает. Конечно, кукла не могла хлопать громко, но все-таки это помешало.

Наверное, Мисс думала, что между гномами и королевичем нет никакой разницы. По крайней мере, мне так показалось, потому что когда фильм закончился, она сказала, что, лучше бы Белоснежка осталась у гномов.

— Почему? — спросила я.

— Потому что их много, — сказала Мисс.

И хотя это прозвучало глупо, какой-то смысл в этом и правда был. Папа вообще считал, что Мисс довольно смышленая, но только ум у нее совсем не такой, как у нас.

Кое-чему Мисс так и не научилась. Например, быстро-быстро моргать глазами, как Белоснежка, и при этом еще говорить и улыбаться. Почему-то Мисс не только моргала, но и кланялась всем туловищем. А ведь Белоснежка так не делала. Еще она решила перекрасить свои светлые волосы, чтобы они стали черные, как черное дерево. Но случайно покрасила не только волосы, но и все лицо. Никогда еще она не была такой красивой! Вылитая темнокожая сестра Белоснежки. Но она-то хотела быть как сама Белоснежка — белой, как снег. И нам с мамой пришлось хорошенько ее выкупать. После чего она стала почти такой же беленькой, как раньше. Но уже слегка потрепанной, а может быть, просто уставшей.

— Ах, — сказала Мисс.

Больше всего Мисс хотелось иметь зеркало. А мне совсем не хотелось. Я и так прекрасно знала, как я выгляжу.

— Или я, или зеркало, — сказала я. — Так что выбирай.

Мисс выбрала зеркало. И еще долго плакала, пока из нее не вылилась вся вода. И вот тогда-то она заплакала по-настоящему. Когда она плакала всухую, это всегда выходило намного безутешнее, чем когда из нее лилась вода.

Я тоже заплакала, но все-таки не уступила.

— Если тебе так интересно, как ты выглядишь, я тебе расскажу, — предложила я.

Мисс перестала плакать.

— Ладно уж, — согласилась она. — Давай рассказывай.

— Ты очень красивая. Как всегда.

— Клянись!

Я поклялась. И с этого момента Мисс по многу раз в день меня спрашивала:

— Как всегда?

А я говорила:

— Да.

Один раз она задавала этот вопрос утром, один раз в обед, один раз вечером и один раз перед сном. Точнее, перед тем, как мы ложились спать. Я ведь не знаю наверняка, что она делала, лежа на спине с закрытыми глазами.

А поскольку выглядела она всегда одинаково, то и отвечала я одно и то же:

Если что-то с чем-то рифмовалась, Мисс в это всегда верила.

Ну, а о моей внешности сказать было особенно нечего. Все мне было мало, все казалось тесным. Джинсы, комната, квартира, да и весь мир. А вот мое тело, напротив, было для меня слишком большим.

Мисс стояла у окна и не двигалась.

— Я тебе нравлюсь? — спросила я.

Но она ничего не ответила.

— А ты мне нравишься.

Я погладила ее по голове и при этом нащупала небольшую лысину.

— Мы же подруги, — сказала я.

Мисс посмотрела на меня. Около ее хорошенького лица кружила муха.

— Если б я ничего не ела, то была бы такой же стройной, как ты, — сказала я.

— Почему же ты ешь? — спросила она.

— Иначе я умру.

— А ты этого не хочешь?

— Пока что нет.

— Почему?

— Потому что жить мне нравится больше.

— А разве ты уже когда-нибудь умирала?

— Нет.

— Тогда почему ты этого не хочешь?

— Один раз — это не так-то много, — согласилась Мисс.

Однажды мы пошли с папой в зоопарк, чтобы посмотреть на маленького орангутанга. Он сосал грудь своей волосатой мамы и одновременно поглядывал на детей, которые стояли перед клеткой. Мисс никак не могла понять, что же такого особенного в этих животных. Ей казалось, что у жирафа слишком длинная шея, у верблюда слишком большой горб, а у мартышки слишком тонкий хвостик.

— Они все какие-то не такие, — сказала Мисс. — Или у них чего-нибудь слишком много, или, наоборот, слишком мало.

Собак, кошек и коров Мисс уже видела и им не удивилась. Из диких зверей ей понравилась только косуля. Все остальные, по ее мнению, ни на что не годились и только ее раздражали. Так же дело обстояло и с растениями. Будь ее воля, повсюду росла бы одна трава, ну в крайнем случае, пальмы.

Папа рассказал нам об одной кукле, которую ему не разрешали трогать, когда он был маленьким. Кукла принадлежала его старшей сестре. Нечего и говорить, что он то и дело нарочно брал эту куклу, и сестра его за это лупила. Тогда он выдавил кукле один глаз.