Ико Маран - Книга без названия

Сийм потерял дар речи. Он впервые слышал о двоичной системе. Но не мог же он показать своему игрушечному слонику, что тот знает больше, чем он.

За дверью позвонили. Сийм со вздохом облегчения побежал в переднюю. Когда звонят, ребенок имеет полное право не писать восьмерки. На радостях Сийм забыл отправить Хоботка в маленькую комнату, как он в последнее время делал, когда кто-то приходил к нему.

В комнату вошли Ханно, Марис и Эльдур.

Эльдур воскликнул:

– Симка, айда в киношку. В "Космосе" идет "Чингачгук – Большой Змей".

– Нам надо спешить, – поторопил Ханно. Сийм жалобно сказал:

– Я не могу идти. Я еще уроки не приготовил.

– Потом сделаешь, – посоветовал Эльдур. – У меня тоже ничего не сделано.

– Но я пообещал маме, что никуда не пойду, пока все уроки не приготовлю.

– А тебе еще много осталось? – спросила Марис.

Сийма этот вопрос обнадежил. Он быстро ответил:

– Не очень. Одну страницу я уже исписал, а на другой нужно написать еще три строчки.

– Валяй быстрее, – подбодрил Эльдур.

– Мы пока посмотрим книжки, – сказал Ханно. Его очень интересовали книги Сийминого папы, потому что их разрешалось рассматривать только очень осторожно.

Ребята гурьбой ввалились в комнату. Сийм бросился к столу писать.

Марис подошла к нему взглянуть, как дела продвигаются. Она сделала испуганные глаза и спросила:

– Что ты здесь нацарапал?

– Это восьмерки, – сказал Сийм. – А ноги я им резинкой сотру.

– Они не сотрутся, они нарисованы цветным карандашом, – озабоченно сказала Марис. – Тебе придется вставить в тетрадку новый лист и написать новые восьмерки.

Хоть времени и было мало, Марис заставила себя спокойно сесть на диван. Тут она заметила Хоботка, взяла его на руки и нежно погладила по голове.

Дурное настроение Хоботка как рукой сняло. У него даже появилось сильное желание замурлыкать – так хорошо было ему. Но он взял себя в руки. Что позволено коту, не позволено слону. Вот коту не к лицу, если он, как слон, начнет трубить. И правильно. Если каждый будет делать то, что ему в голову взбредет – карандаш извиваться, червяк рисовать, чайник колоться, а кактус кипеть – какая будет на свете неразбериха!

Мурлыкать Хоботок не стал, но он не смог удержаться, чтобы тихонько не взвизгнуть. И хотя он сделал это тихонько, мальчики все же услышали. Ханно поднял от книги удивленный взгляд, а Эльдур наморщил нос и презрительно усмехнулся.

Сийм, который как раз менял в тетради лист, так растерялся, что нечаянно порвал обложку.

А сам Хоботок так напугался, что со страху онемел и окаменел. Он лежал на коленях у Марис, словно какая-то резиновая игрушка.

Сийм помахал порванной обложкой и несчастным голосом сказал:

– Теперь мне придется и обложку сменить.

Вместо того чтобы утешить друга в беде, Эльдур разгорячился:

– Некогда нам ждать, пока ты тут копаешься. Или сейчас идешь с нами, или мы уходим без тебя.

Теперь разозлился Сийм. Он сказал:

– Идите, если вы так торопитесь. Я вас не просил ждать.

Ясное дело, что на такие слова все повернулись и ушли.

Когда Сийм остался с Хоботком вдвоем, он почувствовал, что они не одни, что в комнате есть кто-то третий. Его не было видно, но он был рядом с Сиймом, где-то за спиной или даже внутри него самого и грыз его.

Не пролез ли этот невидимка в комнату уже тогда, когда Сийм сражался с восьмерками? Уж не он ли толкал его под руку, и поэтому цифры получались такие кособокие? Конечно, это был он. И он же поссорил Сийма с друзьями.

Кто бы это мог быть – этот вредный невидимка?

Сийм думал и думал, пока ему не вспомнилось, что этот негодник докучал ему и раньше. Он вспомнил, что в таких случаях они с Хоботком крепко обнимали друг друга, уходили в какое-нибудь другое место и начинали играть во что-нибудь веселое или тихонько пели, или рассказывали интересные случаи из своей жизни. И всегда это помогало. Тот противный всегда исчезал.

Вдруг это поможет и теперь?

Сийм с надеждой взглянул на Хоботка. Но тот посмотрел на него отсутствующим взглядом. От этого внутри у Сийма заныло еще сильнее, а что хуже всего – захотелось пилить Хоботка. Но он этого не стал делать, а только спросил:

– Ты чего в последнее время такой скучный?

Хоботок грустно улыбнулся, немного помолчал и ответил:

– Ты больше не играешь со мной, потому. Ты стесняешься меня.

Хоботок сказал чистую правду. С тех пор, как Сийм пошел в школу, он уделял ему все меньше и меньше внимания. Игры Хоботка казались ему теперь слишком детскими, а его высказывания заставляли Сийма краснеть за него. Но что-то помешало Сийму откровенно сказать это. Наверно, ему не хотелось признаваться, что он бросил его первым. Поэтому Сийм воскликнул:

– Так давай играть, чего ты сидишь как истукан!

Они направились в маленькую комнату.

Хоботок оживился и, полный надежд, полез в стенной шкаф. Вылез оттуда задом наперед с коробкой кубиков и сказал:

– Давай построим башню "Длинный Герман". Сделаем Германа длинным-длинным.

Они принялись строить. Но кубики были будто круглые, не хотели держаться друг на друге. Получилась какая-то жалкая развалюха, а не башня.

Сийм разрушил ее. Он порылся в стенном шкафу и вытащил оттуда кегли.

– Давай лучше катать шары. Кто собьет кеглю, тот может бросить еще раз.

Они стали катать шары. Но шары были будто квадратные: никак не хотели катиться, а прыгали, как лягушки, – и все мимо.

Сийм сбил кегли ногой. Они устало шлепнулись на пол, будто были из теста.

Сийм мрачно посмотрел вокруг. Ему показалось, что кактус насмехается над ним. Он подошел к цветочному столику, скорчил страшную рожу и сказал:

– Ты дурак!

Но старый забияка не проронил ни звука.

Все вокруг было некрасивым, немым, мертвым. Внутри у Сийма загрызло еще сильней. Ему хотелось кричать.

Но ведь не станешь ни с того ни с сего кричать… Это может показаться по меньшей мере странным.

Всегда должен быть кто-то, кто виноват в нашем плохом настроении.

Сийму не пришлось долго искать виновника. Конечно, это была школа, та самая долгожданная школа, в которую еще два месяца назад он шел с замирающим сердцем. Теперь же он ругал ее.

– И кто только эту школу выдумал?! И кому она только нужна?! А если уж без нее не обойтись, почему она не может быть такой, чтобы дети ходили туда с радостью?! Ведь это так просто! Нужно только, чтобы в школу ходили, как в кино: хочешь – идешь, не хочешь – не идешь. И чтобы учеба была как игра: дети учатся, когда хотят, учат, что хотят и сколько хотят, и чтобы не надо было писать пять строчек восьмерок, когда все люди сидят в кино. Почему это не так? Почему все на свете вообще устроено будто назло детям?!