Сергей Артамонов - Бунт на корабле или повесть о давнем лете

— Давай, Антонта, долго не думай, ходи! А я тебя, я тебя сейчас и тут подловлю! Ходи! Если взялся за шашку, ходи!

— Это почему так? Взялся и отпустился, и ничего…

— А я тебя за фук съем!

— Съел один такой…

— Ну, ходи, чего же ты!

— А ты не мешай думать!

— Очень подолгу думаешь!

— Сколько надо!

— Да я тебя всё равно запру!

— Пока что не меня, а тебя запирали, — сказал я, разозлившись, и сам об этом пожалел: зря это я, напрасно!

А с Сютькина так и слетела вся его живость, опять глаза как у кролика, и говорит мне:

— Не, Антонта, кроме шуток, не запирай больше, а? А то я…

— А то что?

— Сказать же могу…

— Да говори сколько хочешь! Я тебя не запирал и даже не собираюсь. Это я просто так сказал. На, я хожу!

— А я так похожу…

— А я — так… Нет, стоп.

— Всё! Раз отпустился, сам же говорил, Антонта, раз отпустился — то уж всё. Смотри, я тебе эту сам поддаю, на, кушай!

— А есть обязательно?

— Обязательно!

— Ладно, проиграл я.

— Нет, это не интересно. Ты дальше ходи!

— Ну, проиграл я! Видно же, ну? Зачем ещё играть-то?

Но Сютькину очень уж хотелось меня запереть. Есть такая глупая и не настоящая манера играть в шашки, где существуют эти «за фук», «отпустился — не отпустился». Там же самый излюбленный фокус — загнать в угол шашку противника так, что ей и податься некуда.

Но Сютькину так уже хотелось проделать со мной именно это!

Он ведь почти обиделся и в то же время упрашивал меня доиграть до победного конца и не сдаваться, а сам при этом ещё и сердился, и уговаривал меня, и снова просил…

— Ладно, — согласился я. — Давай. Мне же всё равно…

— Чего это вы тут? — громко спросил посторонний и неожиданный голос.

— Мы-то с Сютькиным уже так привыкли шептаться, что даже испугались: и ругались, и ссорились за шашками, и шипели, как две змеи, а тут…

— Это Шурик явился и тоже обиделся на меня, почему я…

— Меня, что ли, разбудить не мог? Вы давно уже, да?

— Да нет, не очень… А что?

— Иди скорей! Начальник велел, говорит: доктор обход делать будет — увидит, заругается! Завтрак скоро принесут… Ты умывался? Там для нас тёплую воду притащили. Иди!

Мы вышли, и теперь уже Шурик зашипел, да с возмущением:

— Что, с Сютькиным теперь стал водиться, да?

— Да нет, он сам меня позвал. Его запер кто-то… Ты?

— А открыл кто? Ты?

— Я. Он всю ночь со страху не спал…

— А тебя из-за него чуть не вышибли!

— Так ведь я же… Ты пойми! Он сам меня позвал!

«Позва-а-л»! — передразнил меня Шурик. — А ты сразу к нему! Как собачка, да?

— Никогда я ещё собачкой не был… — Это я взъелся.

— Ну и водись с кем хочешь. — Это Шурик, и он же ещё: — Там, иди, деревенские тебя звали…

— Деревенские? Где? Пришли уже?

И я было метнулся от Шурика туда, на то крылечко, куда выходил рано утром, да не хотелось мне ссоры — чепуха это! На что ему, Шурику, обижаться? Ведь мы с ним дружим! И я сказал:

— Пошли вместе!

— Я не пойду, меня не звали.

— Да я тебя зову. Чего ты? А то они уйдут на игру, а мне надо этому Петьке свой адрес дать в Москве. Я его к нам звал, а про адрес забыл… Пошли!

— А они на меня вылупятся все…

— Да брось ты, пошли!

И мы всё-таки пошли разговаривать с деревенскими, которые… Сейчас я всё объясню поподробнее.

Начальник разрешил Спартаку их тренировать и играть с ними разрешил. И позволил дать им нашу форму.

— Только на территорию… — это мама Карла и врачиха воспротивились, — …на территорию лагеря пусть без спросу не ходят — раз!..

— И два — если им разрешат, то пожалуйста, но…

— Но строго, в присутствии вожатого отряда, и…

И такая, наверно, страшная картина рисовалась у неё в уме, что лицо её делалось несчастным и измученным.

— Но ведь инфекционные заболевания могут быть, — помогла ей врачиха.

— А в лес мы ходим и на речку, это как?

— Значит, можно с ними в футбол играть?

— Можно, если так уж это необходимо…

— А в кино их к нам можно? — Это кто-то из ребят спросил.

— Можно, можно, — ответил громко начальник, — три передние лавки — им!

— Я против! — Это, конечно же, Полина…

А было всё это дело у нас в изоляторе, где наша палата время от времени превращалась в кабинет начальника лагеря и в совет лагеря, а потом в столовую, когда нас кормили…

Домик изолятора помещался на самом краю лагеря, и вокруг был особый заборчик, и что-то вроде отдельного садика было там. Сюда-то вот, прямо под надзор докторши, и было впервые разрешено прийти деревенским ребятам, и велено им было:

— Садитесь! Лавочку видите? Вот туда! И ждите! Спартак Иванович отведёт свой отряд на завтрак, тогда и займётся вами. А вы будете вести себя как следует. Договорились?

Деревенские нестройно ответили нашей врачихе. А я подождал, и когда она ушла, то я к ним!

И помог им немножко. Они форму примеривали, менялись трусами, футболками, а я говорил, впору или нет. Почти каждый из них к нам с Шуриком подходил, повёртывался перед нами, а мы ему или «да», или «нет»… А потом показывали, как щитки привязывать, как шнуровать бутсы, чтобы ноги в них не ёрзали, — это всё важно, кто сам играл, тот знает…

Мимоходом мы позавтракали, также мимоходом сбегали и по очереди показали врачихе свои разинутые рты, и сказано нам было, что:

— Кажется — тьфу, тьфу! — угроза свинки отпадает… Однако это ничего не значит! — сказано было нам ещё строже. — Из изолятора — ни шагу! Куда вы? Это не шутки!

— А со мной как? — спросил начальник. Ему ответила:

— Не вставайте, не стоит вам… К вечеру, мы ждём, из Москвы приедут. Я же всё-таки не хирург…

И тут запел горн прямо перед нашим окном, даже докторша заинтересовалась и выглянула вместе с нами, а там, за окнами, уже выстроились две футбольные команды. Наша, лагерная, во главе с дудящим Витькой. Он у нас на воротах будет стоять — сборную всё-таки собрали… Хотят наверняка выиграть!

Деревенские стояли нестройно, и все, оглядывая друг дружку, улыбались — им очень нравилась эта новая одежда. Во вратарском свитере у них — тот, Толяна. Тоже, конечно, неправильно. Раз он семилетку окончил, да ещё в шестом два года сидел, как мне Петька сказал… Ладно, пускай!

Вот появился Спартак в белой судейской одежде, а к нему из окошка высунулся наш Партизан и что-то сказал; громко… Спартак кивнул в ответ, подозвал кого-то из мальчишек, что-то велел ему, и тот со всех ног кинулся прочь… Но гадать, куда это он и зачем, было не время. Витька снова затрубил, и обе команды побежали на поле. поле-то от нашего изолятора — чуть вбок, если смотреть из окошка, и с километр до него, ну, может быть, чуть поменьше…