Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала

Когда же Кампанья с ее длинными акведуками, арками и древними надгробиями осталась позади и экипаж начал медленно подниматься все выше и выше по горным склонам, Эми стала возвращаться к жизни. С каждым глотком все более свежего воздуха ее глаза делались ярче, а голос громче. Она поднимала Мейбл, чтобы та могла взглянуть на окрестности, и смеялась, и этот смех, хоть и слабый и невыразительный, звучал в ушах ее матери как музыка.

На голове у Эми был забавный маленький чепчик на шелковой подкладке, из-под которого виднелся постепенно становившийся все гуще светло-каштановый пушок, уже начинавший завиваться маленькими колечками, что для Эми, всегда желавшей стать кудрявой, было огромным утешением. Удивительно, но точно то же произошло и с Мейбл: у нее тоже выросли мягкие кудряшки. Дядя Нед и Кейти объездили весь Рим в поисках этого кукольного паричка, позволившего сбыться всем надеждам Эми, касавшимся ее дочки. Во время этих поисков Нед и Кейти купили и материалы для нового красивого весеннего костюма, в который теперь была одета Мейбл, поскольку оказалось необходимым пожертвовать ее гардеробом из-за возможно притаившихся в нем микробов лихорадки. Эми была так восхищена жемчужно-серым платьем и шляпкой, жакетом, отделанным бахромой, и маленьким, обшитым кружевами зонтиком, что почти примирилась с утратой голубого бархатного костюма и горностаевой муфты, которая была предметом ее гордости с тех самых пор, как они покинули Париж, и в уничтожении которой они едва осмелились ей признаться.

Так, выше, выше и выше, взбирались они, пока, миновав въездные ворота старого городка, экипаж не остановился перед большим, необычным зданием — некогда резиденцией епископа, но ныне известным как «Отель де ла Пост». Здесь они вышли из экипажа, и их провели наверх по широкой внушительной лестнице в отведенные им комнаты с выходящими на солнечную сторону окнами, из которых открывался вид на обнесенный стеной сад, где рядом с фонтанами, охраняемыми скульптурами львов и античных божеств с отбитыми носами и недостающими пальцами на руках и ногах, росли розы и лимонные деревья, и на фиолетовые дали Кампаньи, протянувшейся на многие мили туда, где стоял на своих семи холмах Рим и высоко вознесся в сияющее небо купол собора св. Петра.

Миссис Свифт сказала, что Эми должна немедленно лечь в постель и хорошенько отдохнуть. Но Эми чуть не заплакала, услышав такое предложение, и объявила, что ни капельки не устала и что не заснет, если пойдет в постель. Перемена воздуха уже принесла ей пользу, и она была больше похожа на прежнюю Эми, чем за эти долгие последние недели. Спор был урегулирован путем компромисса, и Эми согласилась прилечь на диване, где, хорошо укутанная, вскоре уснула, несмотря на все свои заверения, и тем дала взрослым возможность осмотреться и устроиться на новом месте.

Какие это были огромные комнаты! Пройти от стены до стены и то уже было целым путешествием. На каменных полах были разложены квадратные ковры, казавшиеся нелепо маленькими на том большом пространстве, которое они должны были закрыть. Кровати и столы, хоть и обычных размеров, выглядели почти как кукольная мебель в просторных спальнях. Старинные бумажные обои с огромными узорами из баньянов и пагод, покрывавшие стены, кое-где прямоугольными ровными трещинками выдавали существование потайных дверей.

Эти таинственные двери волновали воображение Кейти и не давали ей покоя, пока она не открыла каждую из них и не выяснила, куда они ведут. Одна открывалась в маленькую ванную комнату. Другая вела через узкий темный коридор на какое-то подобие балкона или лоджии, нависающей над садом. Третья приводила в пыльную каморку с проделанной в стене щелью, через которую можно было заглянуть в бывшую гостиную епископа, которая теперь была превращена в общую столовую гостиницы. Щель была явно предназначена для тайного наблюдения, и Кейти мысленно представила целую череду почтенных прелатов, прижимающихся ухом к щели, чтобы подслушать, что говорят о них в соседнем помещении.

Но самое удивительное открытие она сделала, лишь когда ложилась спать на вторую ночь после приезда и уже была уверена, что знает все о таинственных дверях и о том, куда они ведут. Но необъяснимый слабый сквозняк, заставлявший дрожать огонек ее свечи, выдал существование еще одной двери, столь искусно скрытой благодаря подобранному рисунку обоев, что она не заметила ее прежде. Почти содрогаясь, она натянула халат, взяла свечу и вошла в узкий коридор, куда вела дверь.

Коридор был недлинный и кончался дверью в крошечную молельню, где стоял маленький мраморный алтарь со скамеечкой для коленопреклонения, подсвечниками и большим распятием на стене над ним. В подсвечниках еще оставались огарки восковых свечей, а в вазах, стоявших по обе стороны от них, пыльные бумажные цветы. На скамеечке лежала выцветшая шелковая подушка. Епископ, несомненно, часто опускался здесь на колени. Кейти чувствовала себя так, словно она была первой, кто вошел в молельню с тех пор, как оттуда в последний раз вышел епископ. Здравый смысл говорил ей, что это спальня гостиницы, в которой на протяжении многих лет постоянно жил кто-нибудь из приезжих, и что кто-то из них должен был обнаружить эту дверь и войти в маленькую молельню, но здравый смысл иногда не так приятен, как романтичность. Кейти нравилось думать, что она была первой, и «делать вид», будто никто больше не знает об этой двери, и придумывать легенды об этой гостинице, легенды, которые Эми находила более интересными, чем любые сказки.

Прежде чем лейтенант Уэрдингтон покинул их, в саду состоялся его разговор с сестрой. Она сама вызвала его на этот разговор, так как было немало такого, что лежало у нее на сердце и заставляло желать объяснений брата, но он так легко поддался на ее маленькие хитрости, что, очевидно, не питал отвращения к занимавшей ее идее.

— Ну полно, Полли, не ходи ты вокруг да около, — сказал он наконец; ее полунамеки и тонкая женская дипломатия позабавили и немного рассердили его. — Я знаю, о чем ты хочешь спросить, и, поскольку бесполезно делать из этого секрет, я спрошу тебя в свою очередь: есть у меня какая-нибудь надежда, как ты думаешь?

— Какая-нибудь надежда! Ты имеешь в виду Кейти? Ах, Нед, ты меня осчастливил!

— Да, конечно, я имею в виду Кейти.

— Не знаю, почему ты говоришь «конечно», — заметила сестра с присущим ее полу своенравием, — если всего лишь пять или шесть недель назад я не могла спать по ночам от страха, что тебя подцепит эта Лили Пейдж.

— Такая опасность была, — ответил брат серьезно. — Она очень красива и прекрасно танцует, и все другие молодые люди сходили по ней с ума, и… ну, ты сама знаешь, как это бывает. Теперь я и не знаю, что это было, — почему она так нравилась мне, да и тогда, наверное, не смог бы сказать. Но без малейших затруднений я могу сказать, что нравится мне в другой.