Вячеслав Колесник - Юность генерала Ватутина

Лихолетье — только русскому человеку понятен подлинный, истинный смысл этого слова, одному только нашему народу по нескольку раз на столетие выпадает пережить невиданные потрясения…

В 1918 году, вскоре после Октябрьской революции, Советская Россия была охвачена пламенем гражданской войны — братоубийственной, жестокой, сопровождаемой бессмысленными жертвами и великим кровопролитием. Пользуясь хаосом и внутренним противоборством в стране, армии иностранных держав плотным кольцом окружили Советскую Республику — началась интервенция. Англичане, французы, немцы, американцы, чехи, японцы — кого здесь только не было…

Бродили по городам и весям бесчисленные, никаким властям не подчинявшиеся шайки — каждая со своим вождём, знаменем, лозунгами. Все они били себя в грудь, хватали за шиворот мужика: «Корми освободителей!» Только к 20-му году в истерзанной стране начало наконец-то утихать это невиданное человеческое безумие. К весне отпылали пожары на Дону и Кубани, расстрелян был в Иркутске «верховный правитель России» адмирал Колчак, не выдержал натиска Красной Армии генерал Юденич.

Были также разбиты и долго хозяйничавшие в Валуйском уезде отряды Добровольческой армии генерала Деникина. Изгнаны были отсюда немцы и гайдамаки.

Всё это тревожное время деревня Чепухино находилась в нейтральной зоне — между белыми и красными. Трудна и непредсказуема была жизнь на этой земле. Зачастую случалось так, что утром в деревне провозглашалась одна власть, вечером — другая, и каждая из них требовала подчинения своим порядкам и законам.

Тяжело жилось трудящимся массам Валуйского уезда под игом гайдамаков и немцев. Порка, тяжелая контрибуция — вот что беспрерывно испытывало на себе население. Хлеб, мясо и все продукты питания отбирались у крестьян беспощадно. Понятно, что все с нетерпением ждали восстановления Советской власти…

Газета «Воронежская беднота».

4.01. 1919г.

Отец и брат Павел взялись за оружие — одними из первых вступили в Валуйскую повстанческую революционную армию. Николай в эти беспокойные дни оставался дома, «за старшего мужика». Нелёгкое бремя крестьянских забот пришлось ему взвалить на свои плечи — от зари до зари приходилось пропадать в поле, ходить за скотиной. Не намного стало легче и тогда, когда вернулись домой отец и брат.

В республике, особенно в крупных городах, свирепствовал голод. Советское правительство, изолированное от всего мира, начало искать пути преодоления этой страшной беды. И оно их вскоре нашло. Был издан Декрет о продразвёрстке зерна и фуража. Всем губерниям, уездам, волостям, каждому мужику доводился точный план — сколько нужно сдать государству зерна. Пошли по крестьянским дворам продотряды: «Давай, мужик, хлеб! Москва голодает, Питер голодает…»

Чтобы выполнить план развёрстки, продотряды, случалось, выгребали из закромов всё до последнего зернышка. Выли на всю деревню бабы, разводили руками мужики:

— Чем же землю весной будем засевать? И что будем есть?..

Вслед за зерном добрались продотряды и до картофеля, до овощей…

Трудные, бедственные времена довелось тогда пережить российскому крестьянству. Из деревенского же люда, в основном, формировалась и армия молодой Советской республики.

В июле 1918 года был издан Декрет о всеобщей воинской повинности, согласно которому все мужчины, годные к службе, в возрасте от 18 до 40 лет обязаны были вступить в ряды РККА — Рабоче-крестьянской Красной Армии.

25 апреля 1920 года был призван на военную службу и Николай Ватутин.

Формула торжественного обещания

Третий запасной полк в городе Харькове — отсюда начались военные пути-дороги знаменитого полководца Великой Отечественной войны, крестьянского сына Николая Ватутина. Недолго пробыл он здесь — всего восемь недель. Это было время напряжённейшей учёбы. От подъёма и до отбоя — рытьё окопов, стрельбы, метание гранат, изучение приёмов рукопашного боя, строевая подготовка с песней…

Вскоре, освоив азы нелёгкой солдатской науки, красноармеец Ватутин направляется из Харькова в Луганск, в 113-ый запасной батальон. Здесь будущему полководцу впервые довелось участвовать в настоящем бою, здесь он принял боевое крещение.

Бандиты были опытны и жестоки, и Николаю Ватутину не раз приходилось бывать на волоске от смерти. Не одна пуля просвистела над его юной головой, не одна махновская сабля могла оборвать ему жизнь. Впервые довелось ему увидеть и то, как умирает на руках истекающий кровью товарищ — товарищ, с которым ещё час назад они шутили и смеялись, которого ещё недавно он обучал грамоте…

Уже тогда, в этих боях, сумел Ватутин заявить о себе как о личности незаурядной, обладающей решительным и твёрдым характером. И поэтому, когда летом 1920 года в Полтаве были организованы пехотные курсы красных командиров, руководство Луганского батальона решило направить туда на учёбу пятерых своих наиболее способных бойцов. Попал в эту пятёрку и Николай Ватутин.

— Товарищи будущие краскомы! — обратился к ним с напутственным словом комиссар батальона.— Близится к концу кровопролитная война с интервентами и белыми гадами. С каждым днём становится всё яснее, что не удалось осуществиться замыслам этой ненавистной своры. Но бешеные псы контрреволюции злопамятны и хитры, они могут на время затаиться и снова начать готовиться к разбойничьим броскам, поэтому мы сложим своё оружие только тогда, когда не останется на нашей земле ни одного кровопийцы! Знайте же, товарищи будущие краскомы: только посредством винтовок и пулемётов можно говорить с палачами трудового народа! Надеюсь, что вы, став умелыми, преданными революционному делу командирами, впишете не одну славную страницу в историю нашей молодой Красной Армии!

Выслушав пламенную комиссарскую речь, молодые бойцы отправились в Полтаву.

Ехали в душном санитарном вагоне, прицепленном к паровозу, возвращающемуся с юга. «На Врангеля!», «Даёшь Крым!», «Смерть мировому капиталу!» — такими истрёпанными кумачовыми лозунгами увешан был изрешеченный снарядными осколками паровоз.

По пути выяснилось, что один из будущих командиров никогда не ходил в школу.

— Не повезло мне, — сказал он. — Зимой обуться было не во что, а летом — школа была на замке… Да хоть бы и не на замке, кто б меня туда пустил? Работы-то летом в деревне невпроворот.

Ватутин понимающе кивнул головой, вынул из солдатского вещмешка тетрадку, карандаш.

— А давай-ка, Ваня, пока едем, я с тобой позанимаюсь.