Аркадий Минчковский - 13 разных историй

— Ого! — вырвалось у Витяя.

— Ещё потренируйтесь изображать убитого, по часу не шелохнувшись лежать на полу с закрытыми глазами и не дёргаться, даже если на нос села муха.

Лёшка открыл рот и на некоторое время перестал жеваты А Василий Васильевич доел свою порцию и, принявшись за компот, продолжал :

— Но главное — это наловчиться сидеть в одной клетке с тигром и улыбаться, будто ты не знаешь, что он тебя может съесть. Теперь все картины или с тиграми, или с медведями.

С мальчиков, кажется, было достаточно; и тогда Василий Васильевич сказал :

Но вы не страшитесь. Тяжело только первые десять лет, потом привыкаешь. — Он ненадолго задумался. — Да! Забыл — всё это получится, только если есть талант. А без него — труба.

— А откуда его берут? — спросил Лёшка.

— Говорят, бывает от бога.

— Так его же нет?

— Ну, тогда просто не знаю, откуда и берётся.

Мальчики засмеялись. Потом Витяй спросил :

— А вы, Василий Васильевич, как стали артистом?

— История длинная. Я знаешь как в Ленинград ехал? Вместе с живностью. Набили баранов полный вагон. Им не шелохнуться. Я вызвался провожать. Забрался им на спины. Зимою было дело. Стужа! А у меня тужурочка, что называется, на рыбьем меху. А тут — на бараньих шкурах тепло. Так и доехал. Ну, кое-как на рабфак поступил. Школа была такая для рабочих и крестьянских парней, у которых образования до института не хватало. Вечером учился, а днём в порту мешки таскал. Денег-то у меня, вроде как у вас, тогда было.

— А потом — в артисты?

— Не сразу. Меня сперва брать не хотели. Я по-нашему — по-вятски — вякал. Для театра это не годится. Ну, потом попотел и научился правильно говорить, и приняли в институт.

— В инстит-у-ут? — удивлённо протянул Лёшка.

— А есть такой — на артиста? — спросил Витяй.

— Есть, и не один. Пять лет учиться надо, и всё это время не известно, выйдет ли из тебя что-нибудь.

Мальчики помолчали. Потом спросил Лёшка :

— Вы теперь народный артист?

— Такое звание дали.

— Ре-Се-Фе-Се-Ре?

— А Се-Се-Се-Ре — будете? — поинтересовался Лёшка.

— Кто его знает.

— Это самые главные артисты, которые народные СеСе-Се-Ре и ещё лауреаты, — сказал Лёшка.

— Главных артистов нет. Не будешь работать,— провалишь одну роль, другую... и, хоть «международный»,— не поможет.

— А бывают международные артисты?

По таланту бывают, но звания такого пока нет. Может, ещё будет.

Василий Васильевич позвал официантку и стал с ней рассчитываться, а Витяй подумал о том, что, разговаривая с артистом, он совершенно не стал замечать его смешного грима. Как будто даже не было забавного вида коменданта с рыжими усами.

Когда вернулись в ателье, их уже ждали.

— Давай, Вася, с этим хохластым, — кивнул им Чукреев.

— Репете! — хлопнул в ладоши Одуванчик.

Василия Васильевича усадили за стол. И вот их уже снимают.

— Приготовились! — кричит Чукреев. — Свет! Мотор! Витяй стоит перед Василием Васильевичем и требует устроить во дворе площадку для ребят.

— Какую ещё там площадку, товарищи дети? — удивляется Василий Васильевич. И вдруг. Витяй замечает, что добрый Василий Васильевич куда-то исчез, а за столом сидит живой комендант Некашкин. Конечно, это он, самый настоящий. Глаза выпученные. Рот полуоткрыт. Смотрит на Витяя и не понимает, что тому от него нужно.

Витяй даже не заметил, как и сам, превратившись в Вовку, стал наступать на упрямого коменданта. Витяй забыл и про резкий свет, и про то, что на него смотрят все, кто есть в ателье.

— Сто-о-п! Хорошо! — кричит Чукреев. — Ещё раз! Дубль!

И хотя дело, кажется, действительно идёт неплохо, Витяя с Василием Васильевичем снимают четыре раза подряд. Наконец Владимир Павлович удовлетворён.

— Молодец! — говорит он Витяю, потрепав его за хохолок. — Сегодня ты свободен. — Он прощается с Витяем. Подоспевший Лёшка тоже суёт свою руку.

— Генрих!— бросает Чукреев.— Договорись обо всём!— И он уже занимается другими.

Витяй едва держится на ногах. Так он не уставал никогда в жизни, а пот из него, наверное, вытек весь, какой был. Одна соль на губах осталась.

Генрих распоряжается :

— Теперь — быстро в гримёрную и домой. Послезавтра утром звони. Всё узнаешь. — На листке из блокнота он крупными цифрами записывает два телефона и, вырвав листок, вручает его Витяю.

— Не потеряй.

Сверху на листке напечатано :

Кинокартина «Ватага нашего двора»

Это уже кое-что! Это уже можно и разным неверам показывать! Лёшка завистливо косится на листок. Ему бы такой! Вечером, когда возвращается с работы мать, Витяй с гордостью демонстрирует листок и рассказывает, как его целый день снимали для кино. Мать ведь ничего не знала. Она поражена, но не успевает и поругать Витяя за такую самостоятельность. Пользуясь моментом, Витяй торопится, пока мать рассматривает листок :

— Может, меня и возьмут. Ничего не известно. Может, другие ещё хуже меня.

— Глупости всё это, — вздыхает мать, помолчав, и возвращает ему листок. — Что ты такой за артист выискался? Учился бы лучше без троек.

Витяй рассказывает, как подружился с Василием Васильевичем и как обедал с ним. Мать верит с трудом, и тогда он бьёт себя в грудь :

— Ну, честное...

И снова Витяй беспокойно спит. На этот раз две ночи подряд. То ему снится, что его взяли играть коменданта Некашкина, а Василий Васильевич отклеил усы и снимается Вовкой; то — что Лёшка утащил листок с телефонными номерами. В страхе Витяй просыпается и лезет под подушку... Есть! Листок из блокнота на месте!

На второе утро всё так же, как тогда. Опять чуть свет является Лёшка и не спускает с Витяя глаз. И снова они с трудом дожидаются часа, когда уже можно действовать.

Потом вместе идут к автомату на Суворовский и выбирают будку, где аппарат поновее. Вдвоём залезают в будку. Лёшка притворяет за собой дверь и держит её так крепко, что можно подумать — кто-то у него её тянет.

Оба номера всё время заняты. В трубке только и слышатся писклявые сигналы. Жарко так, что можно задохнуться. Но им не до этого. Витяй только и знает, что опускает и вынимает монету.

— Ну, что? — всякий раз спрашивает Лёшка.

— Пи-пи-пи... — растерянно сообщает Витяй.

Снаружи уже собираются люди, которым нужно звонить. Какая-то тётка стучит по стеклу двухкопеечной медяшкой. И вдруг. О счастье! Басовитый гудок. Ещё один! . . «Да, слушаю! . — раздаётся в трубке.

— Кто говорит? — кричит Витяй.

— А вам кого нужно?

Лёшку трясёт, как в лихорадке; он даёт Витяю тумака в бок.

— Это кино? Это звонит Лопатин Витяй... Виктор. Помните?

— А-а! Привет! — слышится в трубке. — Как здоровье? Как самочувствие?

Конечно же, это Владимир Павлович. Витяй узнал его. Всё в порядке, товарищ Лопатин! Тебя у нас утвердили и будем снимать. Завтра утром приезжай с матерью. Нужно заключить договор.